Они боятся, что все ускользнет от них.
Но вот за дверью раздается громкий голос. Это голос их матери. Он
звучит сердито и злобно.
- Что же вы думали? Что все люди слепы и никто этого не заметит? Могу
себе представить, как вы исполняли свои обязанности с такими мыслями и с
такими нравственными правилами. И вам я доверила воспитание своих доче-
рей, своих девочек! Ведь вы их совсем забросили!..
Фрейлейн, видимо, что-то возражает. Но она говорит слишком тихо, и
дети ничего не могут разобрать.
- Отговорки, отговорки! У легкомысленной женщины всегда наготове от-
говорки. Отдается первому встречному, ни о чем не думая. А там - что бог
даст. И такая хочет быть воспитательницей, берется воспитывать девочек!
Просто наглость! Надеюсь, вы не рассчитываете, что я вас и дальше - буду
держать в своем доме?
Дети подслушивают у двери. Они дрожат от страха; они ничего не пони-
мают, но их приводит в ужас негодующий голос матери; а теперь они слышат
в ответ тихие, безудержные рыдания фрейлейн. По щекам у них текут слезы,
но голос матери становится еще более грозным.
- Это все, что вы умеете - проливать слезы. Меня вы этим не возьмете.
К таким женщинам у меня нет жалости. Что с вами теперь будет, меня со-
вершенно не касается. Вы сами знаете, к кому вам нужно обратиться, я вас
даже не спрашиваю об этом. Я знаю только одно: после того, как вы так
низко пренебрегли своим долгом, вы и дня не останетесь в моем доме.
В ответ - только рыдания, отчаянные, безутешные рыдания, от которых
девочек за дверью трясет как в лихорадке. Никогда они не слышали такого
плача. И смутно они чувствуют: кто так плачет, не может быть виноватым.
Мать умолкла и, видимо, ждет. Потом она холодно говорит:
- Вот все, что я хотела вам сказать. Уложите сегодня свои вещи и
завтра утром приходите за жалованьем. Прощайте!
Дети отскакивают от дверей и спасаются в свою комнату. Что это было?
Будто молния ударила в двух шагах от них. Они стоят бледные, трепещущие.
Впервые перед ними приоткрылась действительность. И впервые они осмели-
ваются восстать против родителей.
- Это подло со стороны мамы так говорить с ней! - бросает старшая,
кусая губы.
Младшую еще пугает дерзость сестры. - Но мы ведь даже не знаем, что
она сделала, - лепечет она жалобно.
- Наверное, ничего дурного. Фрейлейн не сделает ничего дурного. Мама
ее не знает!
- А как она плакала! Мне стало так страшно.
- Да, это было ужасно. Но как мама на нее кричала! Это было подло,
слышишь, подло!
Она топает ногой. Слезы застилают ей глаза. Но вот входит фрейлейн.
Она выглядит очень усталой.
- Дети, я занята сегодня после обеда. Вы побудете одни, хорошо? На
вас ведь можно положиться? А вечером я к вам приду.
Она уходит, не замечая волнения девочек.
- Ты видела, какие у нее заплаканные глаза? Я не понимаю, как мама
могла с" ней так обойтись.
- Бедная фрейлейн!
Опять прозвучали эти слова, полные сострадания н слез. Девочки подав-
лены и растеряны. Входит мать и спрашивает, не хотят ли они покататься с
ней. Они отказываются. Мать внушает им страх. И они возмущены, что им
ничего не говорят об уходе фрейлейн. Они предпочитают остаться одни. Как
две ласточки в тесной клетке, они снуют взад и вперед, задыхаясь в душ-
ной атмосфере лжи и замалчивания. Они раздумывают, не пойти ли им к
фрейлейн - спросить ее, уговорить остаться, сказать ей, что мама не пра-
ва. Но они боятся обидеть ее. И потом им стыдно: все, что они знают, они
ведь подслушали и выследили. Нужно представляться глупыми, такими же
глупыми, какими они были две-три недели тому назад. Они остаются одни, и
весь нескончаемо долгий день они размышляют, плачут, а в ушах неотступно
звучат два страшных голоса - злобная, бессердечная отповедь матери и от-
чаянные рыдания фрейлейн.
Вечером фрейлейн мельком заглядывает в детскую и говорит им "спокой-
ной ночи". Девочки волнуются; им жаль, что она уходит, хочется что-ни-
будь еще сказать ей. Но вот, уже подойдя к двери, фрейлейн вдруг сама
оборачивается - как будто остановленная их немым желанием, - на глазах у
нее слезы. Она обнимает девочек, те плачут навзрыд; фрейлейн еще раз це-
лует их и быстро уходит.
Дети горько рыдают. Они чувствуют, что это было прощание.
- Мы ее больше не увидим! - говорит одна сквозь слезы. - Вот посмот-
ришь - когда мы завтра придем из школы, ее уже не будет.
- Может быть, мы когда-нибудь навестим ее. Тогда она, наверное, пока-
жет нам своего ребенка.
- Да, она такая добрая.
- Бедная фрейлейн! - Горестные слова звучат, как вздох о своей
собственной судьбе.
- Как же мы теперь будем без нее?
- Я никогда не полюблю другую фрейлейн.
- Я тоже.
- Ни одна не будет так добра к нам. И потом...
Она не решается договорить. Но с тех пор как они знают про ее ребен-
ка, безотчетное женское чутье подсказывает им, что их фрейлейн достойна
особенной любви и уважения. Обе беспрестанно думают об этом, и теперь
уже не с прежним детским любопытством, но с умилением и глубоким со-
чувствием.
- Знаешь что, - говорит одна из них, - мы...
- Что?
- Знаешь, мне бы хотелось порадовать чем-нибудь фрейлейн. Пусть она
знает, что мы ее любим и что мы не такие, как мама. Хочешь?
- Как ты можешь спрашивать!
- Я подумала, - она ведь очень любит белую гвоздику. Давай завтра ут-
ром, перед школой, купим цветы и поставим ей в комнату.
- Когда поставим?
- В обед.
- Ее, наверное, уже не будет. Знаешь, я лучше сбегаю рано-рано и при-
несу потихоньку, чтобы никто не видел. И мы поставим их к ней в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27