Но когда она вернулась из Италии, она носила уже
кольцо гораздо шире первого. Я подумал, что она, вероятно, потеряла то,
купаясь в море или моя руки, или в самолете. И я, конечно, догадался, что
она купила новое кольцо. Но то, чего я не понял из этого, почему она снова
носила его на левой руке.
Я мог бы ему сказать. Но я воздержался и спросил:
- А потом?
- Она казалась очень несчастной. Я... я хотел ее немного развлечь и
пригласил пообедать со мной. Я слышал, что будет интересный спектакль у "У
Бруно" и туда я и повел ее.
- Коробка, в которой произошла та сцена между ними.
- Да. Я бываю иногда рассеян и помнил только, что она как-то сказала
мне, что любит это место. Она весь вечер была очень молчалива, она
сворачивала свою салфетку и разворачивала ее. Это похоже на те жесты,
которые наблюдаются в психиатрических лечебницах. Она безусловно была под
влиянием нервного напряжения. Две недели спустя, Хенли вернулся из Японии
и тогда все началось все снова... их комбинации рекомендаций.
- Больше ничего?
У него был смущенный вид.
- Я знаю, что она вернулась к нему. Я часто проезжал мимо ее дома,
когда она выходила, чтобы отправиться в госпиталь и подвозил ее. Но после
его возвращения, я никогда не видел, чтобы она выходила от себя, а когда я
приезжал в госпиталь, она уже была там. Она говорила, что Хенли по дороге
подвез ее. Но я зал хорошо, что она проводила с ним ночи у него в
Манхеттене.
Ему не доставляло удовольствия рассказывать мне про это.
- Есть еще другое, что я хочу вам рассказать.
- Что?
- Когда Хенли находился на этом хирургическом конгрессе в Японии, он
завязала важные контакты с медицинской службой в новых странах Африки, а
также и в Индонезии. Он хвастался теми блестящими предложениями, которые
ему были сделаны. Ему предложили руководить госпиталем, самому подобрать
состав врачей из числа профессоров университетов и подобрать служащих.
- А почему человеку так хорошо зарабатывающему могло понравиться
ехать в Африку?
- Это правда, деньги и все те удовольствия, которые он имеет здесь,
там не могли бы иметь место. Но для человека, которому, может быть,
пришлось бы быстро удирать отсюда куда-нибудь далеко, перспектива иметь
приготовленное хорошее место, должна была очень устраивать.
Он был прав.
- Многие из этих стран, - продолжал он, - не любят Соединенные Штаты
Америки. А он превосходный хирург и он не рискует быть выданным.
- Вы ненавидите его?
- Да, - ответил он не колеблясь.
Морисон был умен. Он находился в ситуации, в которой женщина, которую
он любил и желал, никогда не смотрела на него иначе, как на славного
парня, в жилетку которого она время от времени приходила плакать. Сорт
типа, который приглашает девушку к обеду и хлопает ее по руке. И если он
дотрагивается до нее, она чувствует, как кожа ее сжимается несмотря на все
усилия быть с ним приветливой. И не могло быть разговора о том, чтобы
спать с ним. Иногда подобные чувства без взаимности продолжающиеся долгое
время кончаются убийством. Иногда покорностью.
А иногда на полпути между обоими. Например, доктор Морисон, устроился
так, чтобы обвинить доктора Хенли в исчезновении доктора Лион? Может быть,
то была своего рода месть безнадежно влюбленного.
Этот тихий человек, колеблющийся, мало уверенный в себе, производил
на него впечатление человека, уверенного в том, что он говорит. Может
быть, он специально для меня ведет рассказ таким образом?
Не толкала ли его месть на вранье? Я ничего не мог сказать. Мне нужно
было поговорить с другим лицом, которое не имело непосредственных
отношений ни с Хенли, ни с доктором Лион. Любой посторонний наблюдатель
подходил для меня.
- А что сделала администрация госпиталя по этому делу?
- Ничего, насколько мне известно.
- А с кем бы я мог поговорить?
- Лучше всего вам адресоваться к Берману.
- Берману.
Надо идти теперь напрямик.
- Это директор?
Морисон кивнул головой.
- Пройдите по коридору и сверните направо, в глубину. Подниметесь на
этаж. Вы окажетесь в таком большом помещении, как Тадж Махал. Это
маленький кабинет Бермана.
Я посмотрел на него. У меня сложилось мнение, что он не любит
Бермана. Я быстро узнал почему.
Когда я вошел в кабинет, репецтионистка скрывалась за журналом "Бог".
Она посмотрела на меня поверх своего журнала, открытого на фотографии
свадьбы принца и принцессы Кресс фон Крессиринг.
- Да? - сказала она.
Ни "Да, мистер?" или "Добрый день". Я никогда не терял времени на то,
чтобы раздражаться грубостью служащих конторы: в этом всегда бывают
виноваты наниматели. У меня создалось впечатление, что я не полюблю ее
начальника.
- Здравствуйте, - сказал любезно я.
- Да? - повторила она тем же тоном без всякого выражения.
- Здравствуйте.
Я решил быть любезным, нравится ли ей это или нет.
- Скажите, наконец, вы стараетесь прикидываться умным? Я вас
спросила, что вам надо.
Хорошо. Она глупа. Еще один плохой пункт в пользу доктора Бермана. Я
заявил:
- Скажите доктору Берману, что это по вопросу, который интересует
полицию.
Она сразу преобразилась. Еще плохой признак. Она должна была бы
спросить мое удостоверение.
- Да, сэр. Я сейчас же уведомлю его, мистер. Теперь, сэры сыпали, как
из ведра. Она теперь была сама любезность и объявила мне, что я мог сразу
же войти.
- Здравствуйте, - сказал я проходя мимо нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53