одной, то ли надеялась, что Лиза и Евграф как-то повлияют на дочь, как-то ее успокоят. И тут на счастье либо на беду Аглаи Константиновны из Севастополя приехал ее племянник, офицер. Белая армия оставила город, и он бежал в Одессу. Он-то и сообщил, что Сабинину, благодаря его связям, удалось уехать во Францию... Лара, конечно, умоляла своего двоюродного брата
спасти ее мужа. Как там было в точности, не знаю. Не знаю подробностей. Но помнится, будто этому племяннику Сабининой удалось добиться отмены приговора и он, якобы взяв Кошелева на поруки, предоставлял ему возможность бежать. Бежать на том пароходе, на котором уезжали Сабинина и Лара с сыном. Никто так и не узнал, какую роль во всем этом сыграла Аглая Константиновна, которая тоже просила за Кошелева своего племянника, какую роль сыграл сам племянник, только драма разыгралась тяжелая... Помню, прибегает заплаканная Нюра и просит поскорей прийти. Я одна была дома, и Нюра стала умолять, чтобы я пошла вместе с ней к Ларе. По пути она рассказала, что вместе с дворником помогла Аглае Константиновне с дочерью и внуком сесть на пароход. Ей, Нюре, молодая барыня поручила дожидаться Владимира Ивановича на причале. Сутолока, крики, шум, плач вокруг парохода, а Владимира Ивановича нет как нет. Лариса Александровна еще дома все ждала его, не хотела без него в порт ехать. Но пароход этот — последний, другого не жди, и Аглая Константиновна ее увезла. Все говорила, Володя придет к отходу. Вот уже и отход, а его нет. Лариса Александровна хочет на берег с сыном сойти, раз нет Владимира Ивановича, а мать не отдает, мальчика, заперла в каюте.. Лариса Александровна плачет, молит. Мать — ни в какую. А тут трап собираются поднимать. Лариса Александровна с плачем, со стоном — на причал... Лежит теперь одна дома, мечется, горит вся, зовет мужа, сына. Совсем, совсем не в себе.
Когда мы вошли в пустую, холодную квартиру, Лара бредила. Видно, мерещилось, что зовет ее сын. Она кричала, потом начинала плакать: «Володю убили!» И опять о сыне. Сердце разрывалось, когда она звала: «Сереженька, Сережа, пушок мой маленький! Я здесь, Сережа!»
Серж опустил голову на руки, закрыл лицо. Он не мог сдержать слез, не мог подавить рыданий...
Вавилов хмуро смотрел перед собой.
Мария Ивановна коснулась его руки, вопросительно глядя в глаза племяннику: она догадывалась...
— Да... Сергей Владимирович Кошелев,— проговорил Вавилов.
Порывистым движением Мария Ивановна обняла Кошелева за плечи:
— Сережа?! Разве вы этого не знали? Сережа?! Разве не знали обо всем этом ужасе?!
Повернувшись к Марии Ивановне, он прижался губами к ее руке. В благодарность за правду о его матери, за ласку, за то, что впервые услышал свое настоящее русское имя — Сережа...
ГЛАВА 6
Вечер был тихий, лунный, с теплым ароматом раскрывшихся после захода солнца сиреневых звездочек маттиолы. По временам издали долетали звуки аккордеона, юношеский голос пел: «Тебя, мое сердце, в тревожную
даль зовет...»
— Это у Зуевых,—сказала Мария Ивановна.—Сына провожают. Закончил техникум, получил назначение в Мурманск.
— Счастливая пора! Нам бы его годы... Сергей Владимирович... И чтобы уезжать в тревожную, неоткрытую даль.
— Я в нее приехал,— задумчиво ответил Кошелев. Он все еще был под впечатлением услышанного. Видно, не простив дочери ее любви к мужу, гранд-мама не могла не уважать глубину ее чувства, не уважать самоотверженности. Конечно, ее, только ее она имела в виду, когда сказала как-то Алин: «Что вы, маленькая девочка, знаете о любви русской женщины!» Поразило его тогда не то, каким старуха снисходительным тоном произнесла слова, которой и не понять настоящей любви, а горечь, прозвучавшая в ее голосе. Невольно сравнивала она чувство дочери к мужу и кокетливую, многословную и экзальтированную любовь Алии. Кто знает, может, гранд-мама в душе и простила своей единственной дочери, тосковала по ней, но сказать об этом вслух было выше ее сил. Она не могла быть неправой даже перед самой собой. Деда надломила эмиграция. Он заискивающе вытягивался перед каким-нибудь ничтожеством с деньгами. Но старенькая, сгорбленная, дурно одетая гранд-мама все еще говорила с апломбом, все видела себя прежней, знающей себе цену женщиной. И это несоответствие между тем, кем она была и кем считала себя, вызывало в нем глухое раздражение и жалость одновременно.
Старуха считала себя правой. А как же иначе она смогла бы жить, зная, что принесла столько страданий
дочери и своему горячо любимому внуку. А может, и жила она, мучаясь содеянным, и потому, не щадя себя и не думая о себе, все отдавала внуку...
О зяте она говорила с ненавистью, перекладывая всю вину свою на него. И уж, конечно, не считая и его своей жертвой... А он благодаря Сабинину попал в тюрьму...
После тюрьмы капитан где-то скрывался и жену взял с собой. В прежний свой дом они не вернулись и после прихода Красной Армии.
Перед отъездом на Дальний Восток Мария Ивановна дважды встречала Нюру. Первый раз та сообщила ей, что у Кошелевых родилась дочь — Наденька. И еще рассказывала она, что племянник Сабининых тогда обманул Лару. Кошелева он и не видел, смертный приговор вовсе не был отменен, ни о каком побеге на уходящий корабль с капитаном он не уславливался. Но Кошелеву действительно удалось бежать, только не с помощью этого белого офицера. Освободили матросы с «Цесаревича», когда капитана вели на расстрел вдоль кладбищенской стены.
Во вторую встречу Нюра сказала, что Лара болеет, а так как Владимир Иванович теперь в Военно-Морском Флоте тралит мины и часто уходит в море, то она, Нюра, взяла Лару с ребенком к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52