— Вкратце о том, что здесь записано,— сказал он, похлопывая ладонью по объемистому блокноту.— После долгих поисков мне удалось среди морских волков разыскать кочегара, плававшего на «Цесаревиче Алексее». Однако, сколько я ни бился, человек этот никак не мог припомнить, кто в те времена был капитаном. И фамилия Кошелева ничего ему не говорила... Но... но пользу из этой встречи я извлек. Кочегар сказал, что встречал в порту матроса Кравченко, .который тоже плавал на «Це саревиче».
Не спуская с Вавилова пристального взгляда, Серж застыл с чашечкой кофе в руке. А журналист, довольный произведенным впечатлением, продолжал:
— Недели две встречался я то с одним, то с другим Кравченко. И между прочим сделал, в результате этих встреч, несколько довольно интересных заметок. Вот уж никогда бы не подумал, что на флоте столько людей с фамилией Кравченко. Но в конце концов нашелся и тот, которого я искал.
Вавилов рассказывал не спеша, с удовольствием. Кравченко, несмотря на свой преклонный возраст, продолжает работать вачманом, иначе говоря, охранником на барже.
Поговорить старик любит, и они просидели весь вечер за крепким чаем. Того, что Вавилов услышал на старой барже, хватило бы на десять блокнотов. Но здесь лишь главные, самые интересные детали. Записал он это пото-
му, что такая уж у газетчиков привычка. Чувствуешь себя гораздо спокойнее, когда все у тебя в блокноте.
— Да и признаться,—Вавилов, лукаво улыбнувшись, поднял на Сержа свои карие глаза,— если совсем честно признаться, не верилось, что вы окажетесь таким упорным и добьетесь своего— приедете.
— Просто не мог я не приехать,— негромко произнес Серж.
— Сейчас — верю, а тогда... Сомневался. Что ж, думаю, не приедет, так Жюлю блокнот перешлю...
— Я даже не знаю, как благодарить вас...
— Пустое... Наш друг Жюль тоже немало мне помог, когда я был в Марселе... К тому же материал этот — я хочу сказать, история вашей семьи— весьма и весьма интересен. Записано у меня не так уж складно, но, как говорят журналисты, документально...
Вавилов замолчал, заглянул в кофейник и, убедившись, что кофе еще есть, налил в чашечки.
— Спать не будете,— заметил Серж.
Вавилов рассмеялся, откинул со лба светлый чуб. Если бы! Но ведь засыпаешь, не успев положить голову на подушку... А сегодня предстоит еще дописать статью. Нет, нет, пусть Серж успокоится. Поработать надо часок, не больше. Вавилов привык ложиться поздно и лишь в воскресенье отсыпаться за неделю.
Беседа с Кравченко, разумеется,— только начало. Дальше они с Сержем будут действовать сообща. И он, Вавилов, будет помогать не только из альтруистических побуждений. Если Серж не имеет ничего против, то из событий прошлого подготовит очерк для толстого журнала. Газетчику непозволительно пройти мимо такого материала, если Серж, конечно, не возражает.
Нет, Серж не возражал. Он глубоко признателен за то, что Вавилов так близко к сердцу принял не только его судьбу, но и судьбу отца...
— Вернее, судьбы отцов...— задумчиво проговорил Вавилов.— Ведь и мой был капитаном. Вот почему еще в Марселе, услышав фамилию Кошелев, я заговорил с вами. Сказал, чтоб приехали, хоть и не очень-то верил в реальность вашего приез/а.
— Вы и сами догадываетсь, что значили для меня эти несколько слов: «Приезжайте и вы...»—опустив голову, глухо сказал Серж. Прошлое, которое как-то отошло, потускнело, вдруг опять стало за плечами: твоих здесь не-
сколько дней, потом снова Марсель, уроки и покровительственные улыбки месье Дюбуа...
— Ладно! Берите! — великодушно предложил Вавилов и вытащил из папки несколько сколотых скрепкой листков.— Здесь первая часть очерка. Не терпелось начать его. Как только в руки попадает интересный материал, так я уже ничего другого делать не могу, пока он не ляжет на бумагу. Некоторые газетчики, я так думаю,— тол-
ковые. Они вынашивают будущий очерк, продумывают предварительно каждую мелочь. А меня как будто бес под руку толкает. Только что-то сносное и получается, когда схватишься за перо... Берите! Я, конечно, еще подчищу очерк, наверное, кое-что потом придется добавить, но главное есть. Серж взял протянутые листки.
— Спасибо... — поднявшись, взволнованно произнес он, не умея иначе выразить глубокую признательность за откровенность Вавилова, за широту и щедрость его души.— Спасибо... — Он еще раз поклонился Вавилову...
К себе в номер Серж вернулся поздно. Положив на стол блокнот, раскрыл окно. Свежий морской воздух ворвался в душную комнату.
Внизу, в огнях, бульвар. Огни в порту, вокруг бухты. Огни на мачтах судов. Огни как звезды!.. А звезды над черным горизонтом —словно огни далеких маяков...
Вон к тому причалу подошел сегодня лайнер. Неужели это случилось только сегодня, неужели прошло всего лишь пять-шесть часов? А кажется, недели, месяцы отделяют от той минуты, когда пароход вошел в порт.
Надо успокоиться, прийти в себя. Но как успокоиться, если завтра, уже завтра он от вавиловской тети Мани, наверное, что-либо узнает о сестре. Вдруг она где-нибудь здесь, в городе, совсем близко от него. И разделяют их всего лишь несколько кварталов... Разные могут быть неожиданности...
Но это завтра. А сейчас блокнот, оставленный Вавиловым. Серж рассеянно взглянул на зеленые, блестевшие под электрическим светом листья платанов, подошел к столу, включил свет.
Что в этих записях? Что рассказывал об отце незнакомый матрос Кравченко? Что расскажет он о капитане, совсем чужом ему человеке? От этого матроса Серж, сын Владимира Ивановича Кошелева, должен услышать пер-
вые слова правды. Пусть горькой, но правды. Не станет старый матрос лгать, придумывать, приукрашивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52