ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Потер затылок. Феба, с которой он провел несколько приятных часов, – вот, собственно, и всё.
Она знает его. Откуда-то. Разве это не замечательно? А он ее почти не знает. Наверное, она тоже переживет его смерть. Однако эта мысль не лишала воли. Словно где-то далеко в темном коридоре зажглась свеча. Картер не хотел, чтобы Фебе пришлось его забывать.
Когда шум мотора стал таким громким? Ящик ударился обо что-то и замер. Картер сморгнул и зажал уши. Оставалось еще немножко воздуха. Феба, снова подумал он. И этого хватило. Он глубоко вдохнул, словно вбирая только кислород, и, задержав дыхание, нырнул под воду, уперся ногами, плечами, спиной. Надо только выпрямиться изо всех сил, и ящик развалится.
Вернулся Холлиз с ломами. Самюэлсон велел положить их на причал. Последние несколько секунд он молчал: катер приближался, по-прежнему указывая носом прямо на них. Самюэлсон выбил трубку.
Остальные тоже молчали. Наконец О'Брайен сказал:
– Этот катер может причалить в сотне разных мест. Не думаете же вы…
Упираясь пятками в доски, готовый сокрушать храмовые столпы, как Самсон, Картер не считал, насколько он задержал дыхание, не желая знать, когда наступит предел. В ушах звенело. Ящик затрещал, последний воздух вышел мгновенно, об этом некогда думать, его ноги из стали, спина и плечи – домкрат, которому нипочем доски и гвозди, Ледок советует поднажать, и Джеймс, и рядом с ним Том, даже Том говорит, жми, задай жару этим ублюдками, они мне надоели, и Бура говорит: наддай, напряжение в мышцах невыносимо, этот звук, он означает, что вылетают гвозди, голова сейчас расколется, всё, сил больше нет, запах пороха, многотысячная толпа, кто-то встревожен, кто-то кричит: «Навались!», и рядом с ним женщина. Она прекрасна.
Мне жаль, что тебе больно. Она касается его шрама. Дыши со мной.
Картер что-то сказал, сам не понимая что, и надавил с силой, которой у него никогда не было. Раздался ужасающий треск.
Глава 23
Ливень стучал по окнам аудитории. Ледок указал на оборудование, закрытое белыми простынями.
– Надо же было столько всего притащить. – Он почесал в затылке. – Интересно, это работающая система или макет?
Под часами, которые показывали пять минут шестого, располагалось несколько досок, тоже завешенных простынями. Вышла молоденькая девушка, взглянула на часы, ушла и вернулась – на этот раз, чтобы поставить на кафедру стакан и графин с водой.
– Ужас как интригует, – проворчал Том.
Девушка встала рядом с досками, держа наготове палку, чтобы снять простыни.
Вышел юноша, и они с девушкой обменялись несколькими словами. На нем был белый лабораторный халат, несколько не по росту. Юноша надел очки, сдвинул их на нос и кашлянул в кулак.
– Здравствуйте, – произнес он ломким мальчишеским голосом.
– Господи, – прошептал Том. – Это что, он?
– Спасибо, что пришли. Меня зовут Фило Фарнсуорт.
В зале зашушукались: люди спрашивали соседей, не ослышались ли они.
Юноша переступил с ноги на ногу.
– Да, знаю, – торопливо произнес он. – Простите мне мою молодость. Я виноват, что не родился раньше.
Он сделал паузу.
Том шепнул Джеймсу на ухо:
– Это шутка.
– Да, знаю. Ш-ш-ш.
Фарнсуорт серьезно обвел глазами зал.
– Давайте начнем с чего-нибудь такого, в чем все согласны. Пем, доску номер один, пожалуйста.
Пем палкой сняла тряпку с нижней левой доски, на которой был нарисован круг, а в нем – спираль из уменьшающихся отверстий, как на раковине моллюска. Двадцать человек в зале разом застонали: это были ученые.
– Диск Нипкова. – Фарнсуорт указал на круг. Он что-то говорил, но расслышать было невозможно, потому что несколько человек из «Американской радиовещательной корпорации» принялись убирать блокноты. Остальные в аудитории понятия не имели, что происходит. Диск Нипкова представлял собой основу механического телевидения, идеи, предложенной англичанином Джоном Лоджи Бердом. Даже если сделать диск очень большим, а экран – очень маленьким, этим методом можно было передавать только расплывчатые силуэты. Фарнсуорт взглянул на доску и звенящим голосом произнес:
– Единственное, что я хочу сказать про эту идею: она не моя. Правда, честно. Я не собираюсь впаривать вам механическое телевидение. – Он повернулся к Пем. – Телевидение может быть только электронным. Вторую доску, пожалуйста.
Вторая доска была наполовину покрыта чертежами и уравнениями.
– Двенадцать лет назад Свинтон сказал кое-что интересное: если составить мозаику из зерен рубидия, можно преобразовать свет в электрический ток. Это подтвердил Зворыкин. – Фарнсуорт указал на чертеж: шесть или семь невероятных геометрических фигур, соединенных загогулинами. Джеймс щурился, не понимая, в чем дело, но Ледок смотрел не отрываясь. Фарнсуорт продолжал: – Зворыкин сказал: возьмем фотоэлектрическое покрытие, как здесь, на пластине, и вот сюда нанесем слой окиси алюминия, вот так, для изоляции. Свет выбивает электроны и оставляет положительно заряженные атомы, видите, протоны у них на месте, всё, на мой взгляд, замечательно, но я думаю, даже если бы он поместил сюда, скажем, миллион зерен гидрида калия, и каждое из них заизолировал, чтобы заряд не уходил, всё равно бы ничего не вышло.
– И почему это?
Фило говорил с растущим воодушевлением, и вопрос явно выбил его из колеи. Он обвел глазами аудиторию, пока не увидел человека, который махал рукой. Это был начальник лабораторий «Американской радиовещательной корпорации» на Западном побережье – он выглядел так, будто съел за завтраком тухлый сандвич.
Фило спросил:
– Вы, случаем, не доктор Зворыкин?
По залу пробежал смешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Она знает его. Откуда-то. Разве это не замечательно? А он ее почти не знает. Наверное, она тоже переживет его смерть. Однако эта мысль не лишала воли. Словно где-то далеко в темном коридоре зажглась свеча. Картер не хотел, чтобы Фебе пришлось его забывать.
Когда шум мотора стал таким громким? Ящик ударился обо что-то и замер. Картер сморгнул и зажал уши. Оставалось еще немножко воздуха. Феба, снова подумал он. И этого хватило. Он глубоко вдохнул, словно вбирая только кислород, и, задержав дыхание, нырнул под воду, уперся ногами, плечами, спиной. Надо только выпрямиться изо всех сил, и ящик развалится.
Вернулся Холлиз с ломами. Самюэлсон велел положить их на причал. Последние несколько секунд он молчал: катер приближался, по-прежнему указывая носом прямо на них. Самюэлсон выбил трубку.
Остальные тоже молчали. Наконец О'Брайен сказал:
– Этот катер может причалить в сотне разных мест. Не думаете же вы…
Упираясь пятками в доски, готовый сокрушать храмовые столпы, как Самсон, Картер не считал, насколько он задержал дыхание, не желая знать, когда наступит предел. В ушах звенело. Ящик затрещал, последний воздух вышел мгновенно, об этом некогда думать, его ноги из стали, спина и плечи – домкрат, которому нипочем доски и гвозди, Ледок советует поднажать, и Джеймс, и рядом с ним Том, даже Том говорит, жми, задай жару этим ублюдками, они мне надоели, и Бура говорит: наддай, напряжение в мышцах невыносимо, этот звук, он означает, что вылетают гвозди, голова сейчас расколется, всё, сил больше нет, запах пороха, многотысячная толпа, кто-то встревожен, кто-то кричит: «Навались!», и рядом с ним женщина. Она прекрасна.
Мне жаль, что тебе больно. Она касается его шрама. Дыши со мной.
Картер что-то сказал, сам не понимая что, и надавил с силой, которой у него никогда не было. Раздался ужасающий треск.
Глава 23
Ливень стучал по окнам аудитории. Ледок указал на оборудование, закрытое белыми простынями.
– Надо же было столько всего притащить. – Он почесал в затылке. – Интересно, это работающая система или макет?
Под часами, которые показывали пять минут шестого, располагалось несколько досок, тоже завешенных простынями. Вышла молоденькая девушка, взглянула на часы, ушла и вернулась – на этот раз, чтобы поставить на кафедру стакан и графин с водой.
– Ужас как интригует, – проворчал Том.
Девушка встала рядом с досками, держа наготове палку, чтобы снять простыни.
Вышел юноша, и они с девушкой обменялись несколькими словами. На нем был белый лабораторный халат, несколько не по росту. Юноша надел очки, сдвинул их на нос и кашлянул в кулак.
– Здравствуйте, – произнес он ломким мальчишеским голосом.
– Господи, – прошептал Том. – Это что, он?
– Спасибо, что пришли. Меня зовут Фило Фарнсуорт.
В зале зашушукались: люди спрашивали соседей, не ослышались ли они.
Юноша переступил с ноги на ногу.
– Да, знаю, – торопливо произнес он. – Простите мне мою молодость. Я виноват, что не родился раньше.
Он сделал паузу.
Том шепнул Джеймсу на ухо:
– Это шутка.
– Да, знаю. Ш-ш-ш.
Фарнсуорт серьезно обвел глазами зал.
– Давайте начнем с чего-нибудь такого, в чем все согласны. Пем, доску номер один, пожалуйста.
Пем палкой сняла тряпку с нижней левой доски, на которой был нарисован круг, а в нем – спираль из уменьшающихся отверстий, как на раковине моллюска. Двадцать человек в зале разом застонали: это были ученые.
– Диск Нипкова. – Фарнсуорт указал на круг. Он что-то говорил, но расслышать было невозможно, потому что несколько человек из «Американской радиовещательной корпорации» принялись убирать блокноты. Остальные в аудитории понятия не имели, что происходит. Диск Нипкова представлял собой основу механического телевидения, идеи, предложенной англичанином Джоном Лоджи Бердом. Даже если сделать диск очень большим, а экран – очень маленьким, этим методом можно было передавать только расплывчатые силуэты. Фарнсуорт взглянул на доску и звенящим голосом произнес:
– Единственное, что я хочу сказать про эту идею: она не моя. Правда, честно. Я не собираюсь впаривать вам механическое телевидение. – Он повернулся к Пем. – Телевидение может быть только электронным. Вторую доску, пожалуйста.
Вторая доска была наполовину покрыта чертежами и уравнениями.
– Двенадцать лет назад Свинтон сказал кое-что интересное: если составить мозаику из зерен рубидия, можно преобразовать свет в электрический ток. Это подтвердил Зворыкин. – Фарнсуорт указал на чертеж: шесть или семь невероятных геометрических фигур, соединенных загогулинами. Джеймс щурился, не понимая, в чем дело, но Ледок смотрел не отрываясь. Фарнсуорт продолжал: – Зворыкин сказал: возьмем фотоэлектрическое покрытие, как здесь, на пластине, и вот сюда нанесем слой окиси алюминия, вот так, для изоляции. Свет выбивает электроны и оставляет положительно заряженные атомы, видите, протоны у них на месте, всё, на мой взгляд, замечательно, но я думаю, даже если бы он поместил сюда, скажем, миллион зерен гидрида калия, и каждое из них заизолировал, чтобы заряд не уходил, всё равно бы ничего не вышло.
– И почему это?
Фило говорил с растущим воодушевлением, и вопрос явно выбил его из колеи. Он обвел глазами аудиторию, пока не увидел человека, который махал рукой. Это был начальник лабораторий «Американской радиовещательной корпорации» на Западном побережье – он выглядел так, будто съел за завтраком тухлый сандвич.
Фило спросил:
– Вы, случаем, не доктор Зворыкин?
По залу пробежал смешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177