Немирович-Данченко в апреле 1898 года в одном из писем писал: «Наш театр начинает возбуждать сильное... негодо­вание императорского. Они там понимают, что мы высту­паем на борьбу с рутиной, шаблоном, признанными гения­ми и т. п., и чуют, что здесь напрягаются все силы к соз­данию художественного театра».
Первым спектаклем решено было поставить историче­скую пьесу А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Пьеса 30 лет находилась под запретом царской цензуры, и Немировичу-Данченко с большим трудом удалось выхлопо­тать разрешение на ее постановку. Были намечены и дру­гие классические и переводные пьесы. Когда встал вопрос о включении в репертуар пьес современных авторов, Неми­рович-Данченко сразу же назвал имя Чехова, с которым он был дружен и которого очень высоко ценил, как писателя.
Как известно, в декабре 1896 года в Петербургском императорском Александрийском театре впервые постав­ленная пьеса А. П. Чехова «Чайка» провалилась. Новатор­ская по форме и по содержанию, она была не похожа на те пьесы, которые ставились в те времена на сцене драмати­ческих театров. Актеры Александрийского театра, привык­шие к трафаретам, не смогли понять глубины содержания чеховской пьесы и донести ее до зрителя. Этот провал на­столько тяжело подействовал на писателя, что он решил забросить драматургию и «не писать никаких пьес, даже если бы он прожил семьсот лет», - как он сказал в одном из писем.
Немирович-Данченко 25 апреля 1898 года написал Че­хову: «Дорогой Антон Павлович! Ты уже знаешь, что я поплыл в театральное дело. Пока что, первый год мы (с Алексеевым) создаем исключительно художественный те­атр... Из современных русских авторов я решил особенно культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых. Шпажинским, Невежиным у нас совсем де­лать нечего... Тебя русская театральная публика еще не знает. Тебя надо показать так, как может показать только литератор со вкусом, умеющий понять красоты твоих про­изведений и в то же время сам умелый режиссер. Таковым я считаю себя. Я задался целью указать на дивные изоб­ражения жизни в произведениях «Иванов» и «Чайка». По­следняя особенно захватывает меня, и я готов ответить чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигу­ре пьесы при умелой, не банальной, добросовестной поста­новке захватят и театральную залу... Остановка за твоим разрешением».
Вначале Чехов отказал. Слишком много он перенес во время провала «Чайки» в Петербурге. Но Немирович-Дан­ченко продолжал настаивать и снова писал Чехову: «Если ты не дашь, ты зарежешь меня, так как «Чайка» единст­венная современная пьеса, захватывающая меня, как ре­жиссера, а ты - единственный современный писатель, ко­торый представляет большой интерес для театра с образ­цовым репертуаром».
И Чехов наконец дал согласие.
* * *
В конце октября 1898 года в помещении «Эрмитажа» открылся Московский Художественный театр.
«Царь Федор» сразу принес театру успех. Спектакль волновал, захватывал зрителя. Театр был признан. Но это еще не было рождением Художественного театра. Очень скоро наступили тревожные дни. Остальные пьесы большо­го успеха не имели. Перед театром встал вопрос, может ли он существовать дальше. Большое значение имела поста­новка чеховской «Чайки». От результатов премьеры, кото­рая была назначена на 17 декабря 1898 года, зависело все: жизнь или смерть театра, быть ему или не быть, и вместе с тем решалась и судьба Чехова-драматурга. Если бы «Чайка» не была реабилитирована и снова был бы неуспех, то, возможно, мир больше не увидел бы ни одной пьесы Чехова. Поэтому актеры и режиссеры театра вложили всю душу в постановку пьесы.
Немирович-Данченко писал Чехову: «Мы, режиссеры, т. е. я и Алексеев напрягли все наши силы и способно­сти... Сделали три генеральных репетиции, заглядывали в каждый уголок сцены, проверяли каждую электрическую лампочку. Я жил две недели в театре в декорационной, в бутафорской...»
Когда открылся занавес, зрители с первого же акта по­чувствовали, что смотрят что-то необыкновенное. Все бы­ло необычайно: декорации, мизансцены, освещение, игра актеров на полутонах. Спектакль был наполнен единым на-строением. Его создавали и актерский ансамбль, и декора­ции, и музыка, и свет, и паузы, наполненные внутренним содержанием. Простота сценических положений, чеховская простота поведения и разговоров действующих лиц заста­вляли видеть на сцене настоящую жизнь. Как образно пи­шет Вл. И. Немирович-Данченко в своей книге «Из про­шлого: «Жизнь развертывалась в такой откровенной про­стоте, что зрителям казалось неловко присутствовать: точно они подслушивали за дверью или подсматривали в окошко».
Нетрудно себе представить, что переживал Чехов в этот вечер, находясь в одиночестве в Ялте, с каким волнением он ждал известий из Москвы...
Спектакль имел небывалый успех. Победа театра была полной. После третьего акта аплодисменты превратились в овации. В ту же ночь Чехову в Ялту пошла телеграмма: «Только что сыграли «Чайку». Успех колоссальный. С пер­вого акта пьеса так захватила, что потом следовал ряд три­умфов. Вызовы бесконечные. Мое заявление после третье­го акта, что автора в театре нет, публика потребовала по­слать тебе телеграмму. Мы сумасшедшие от счастья. Все тебя крепко целуем. Немирович-Данченко, Алексеев...» А на другой день Немирович-Данченко послал личную теле­грамму Чехову: «Все газеты с удивительным единодушием называют успех «Чайки» блестящим, шумным, огромным... Я счастлив, как никогда не был при постановке собствен­ных пьес».
Новый театр родился окончательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42