То и дело на пути попадались
искореженные автомобили. Полиция, "скорые". Кровь на мокром асфальте. Когда
Гарри подъехал к "верхней" части города, завеса дождя стала плотнее.
Мост казался подвешенным в воздухе. Дождевые струи удерживали его,
словно тонкие стальные нити. Черный, едва освещенный, полупустой, он внушал
ужас. Выехав на него, Бронсон увидел человека. Резкий порыв ветра, короткий
крик - и человек навсегда изчез в небытии.
Аллигатор со всей силы вдавил педаль газа и через секунду был уже на
другой стороне.
По дороге в Нью-Джерси они вновь встретили смерть.
На сей раз она устроила привал в перевернутом грузовике. Мертвый
водитель свисал из искореженной кабины...
Еще немного - и Гарри не станет. Он превратится в шум дождя, завывание
ветра, в быструю воду водосточных труб и медленную воду рек. Еще
мгновение - и личность исчезнет. Исчезнет навсегда. Смерть уже где-то
рядом, бродит окрест да скалится беззубым ртом. И нет перед ее лицом
событий более или менее важных...
Бронсон притормозил у дома Лаусона. Молча открыв дверь автомобиля, док
вышел и тут же исчез за серой стеной ливня.
Утро принесло облегчение. Непогода прошла. Солнца все еще не было
видно, но небо выглядело уже не столь мрачно. Город с трудом продирал
заспанные глаза. Магазинчики, бистро, мелкие офисы, пекарни, газетные
киоски открывались нехотя, словно из-под палки. Повсюду блестело битое
стекло. Местами на асфальте алели пятна крови - дождь оказался бессилен
смыть их.
Неизвестно откуда взявшиеся стаи бездомных собак с утробным воем
носились по пустынным улицам. Людей видно не было. Манхэттен умер.
Час пик не наводнил городское пространство клокочущим человеческим
потоком. Редкие прохожие жались к стенам домов. Полицейские, закованные в
обмундирование класса "стальная кобра", использующееся в самых крайних
случаях, стояли как истуканы посреди иссушенных кровавой ночью
автомобильных трасс.
Гордон Харрингтон вновь встречал рассвет в полицейском депорте. Всю
ночь мотаясь по городу, заглядывая в лица обезображенным трупам, наблюдая,
как еще неделю назад процветающий город превращается в кровавое месиво,
Гордон медленно терял ощущение реальности. Примерно к трем часам утра,
послетого как на углу Шестой авеню и Сандерс-стрит обнаружили разделанное
по всем мясницким правилам человеческое тело, капитану начало казаться, что
он спит. Голова, руки и ноги трупа были отделены от туловища. Вспоровший
брюшину нож обнажил внутренности. Часть из них была вырвана из тела и
валялась вокруг.
Харрингтон отличался крепкими нервами. Не подвели они и на этот раз.
Он только сплюнул под ноги и выругался долгим родным выражением. На душе
сразу стало легче: площадная брань обесценила кровавое преступление, сведя
его изуверские черты к избитой идиоматике.
Полицейских же из оцепления, тех, кто стоял поближе, выворачивало
наизнанку.
- Это что-то невообразимое, - задыхался молоденький паренек в синем
мундире. - Я больше не могу, сэр. Не могу!
Капитан едва успел отскочить от струи, вырвавшейся изо рта офицера.
- Ну, ну, перестань! - Гордон с опаской приблизился к полицейскому и
попытался изобразить отеческое участие. - Будь мужчиной!
Парнишка натужно всхлипнул:
- Простите, сэр, больше не...
Гордон Харрингтон вновь оказался быстрее...

10
За свою жизнь капитан повидал множество самых разнообразных форм
проявления человеческой деструктивности. Но, сколько он себя помнил,
насилие всегда относилось к штучному товару. За убийство в депорте
хватались как за спасительную соломинку - город не баловал полицейских
работой, но зато баловал сокращениями штатов. Лейтенант О'Харрис часто
зубоскалил по этому поводу, предлагая сформировать бригаду потрошителей во
главе с патологоанатомом. Как весело, подумать только!
Сбылась мечта идиота! Потрошители развелись в неимоверных количествах.
Как кролики на звероферме! Еще вчера Гордон готов был отдать голову на
отсечение, что действует маньяк-одиночка. Но после сегодняшней ночи... Не
может ни один придурок на свете раскромсать девяносто восемь людей за ночь.
Получается в час больше десятка. Хоть консервный завод открывай!
С другой стороны, все убийства совершены по одному и тому же
сценарию - голова и конечности отделены от туловища, живот вспорот, часть
внутренностей вырвана. Да, еще лицо. Лица жертв изрезаны крест-накрест
ножом, глаза выколоты, язык выдран с корнем. Ни в одном из случаев не
обнаружено ни глаз, ни языка. Сожрал он их, что ли?!
Возможно, действует хорошо организованная банда.
Этот вывод напрашивался сам собой. Даже не банда, а религиозная секта.
Этакие борцы за чистоту веры. Это могло бы все объяснить, если бы...
Часов в десять, когда самое время расслабиться за утренним кофе, в
депорт притащили старушку. Миссис Линдли, семьдесят пять лет, ноги-палочки.
Дебил О'Харрис лыбился во всю широченную харю:
- Нашли, сэр. Вот эта!
Начальник депорта терпеть не мог деревенщину. Детина появился в
Манхэттене лет пять назад. Поступил в полицейскую академию, но так и не
поумнел. "Уж лучше бы ты ковбойствовал в своем сраном Техасе, - подумал
Харрингтон, - тупой ублюдок".
- Что ты нашел?
О'Харрис сиял, как лакированный ботинок, по которому только что
прошлись обувной щеткой:
- Она, сэр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70