Его попросили немедленно заняться с пациенткой, которую, кстати говоря, следовало бы уже знать достаточно хорошо, но разве можно требовать, чтобы он тратил силы на каждого больного, когда денег на здравоохранение в стране выделяется мало, как никогда? Пациентка эта, судя по карточке, хорошо поправлялась, и вдруг становится очередной невротичкой, цепляющейся за свои иллюзии.
Иза сидела в его кабинете, маленьком и слишком тесном. Перед ней на краешке стола примостился психолог, обеспечивший себе таким образом доминирующие позиции. За ним в кресле сидел ее невропатолог Уэзерап, а за спиной Иза ощущала присутствие представителя больничной администрации. Она была окружена со всех сторон.
Психолог помахал перед лицом Изы очками. Когда он попадал в затруднительную ситуацию, то всегда делал это, как бы подчеркивая свою мысль. У него была странно плоская переносица, и в минуты задумчивости он становился похожим на сову. Но Изе, смотревшей на него снизу вверх из своего неудобного продавленного кресла, он сейчас напоминал преследующего добычу канюка.
– Послушайте, миссис Дин, Иза… – Он попытался улыбнуться и наклонился вперед, полагая, что так его слова будут носить более доверительный характер, но на самом деле еще больше напомнил пациентке собравшегося позавтракать хищника. – Возможно, это моя вина. Мне следовало поговорить с вами раньше, но я не надеялся, что вы так быстро придете в себя. Вы должны понять, что испытываемые вами чувства вполне естественны. Вам трудно смириться с потерей ребенка. Вы не смогли оплакать его по-настоящему. Ужасное чувство: вот она тут, с вами, а в следующее мгновение – потому что для вас это было именно следующее мгновение – оказывается, что она давно умерла и вы даже не имели возможности проститься с ней. Мы понимаем, действительно понимаем.
Он обхватил себя руками за плечи, очки сползли на кончик носа.
– Но вы должны понять, что здесь, в Англии, мы не допускаем таких ошибок.
У него были покровительственные манеры, свойственные многим общественным деятелям, у которых она брала интервью, а они в это время рассматривали ее ноги или грудь под блузкой, не в состоянии признать, что женщина может оценить или даже всерьез заинтересоваться глубиной их ответов. Частенько из-за своего мужского шовинизма они теряли бдительность, выдавая гораздо больше, чем сказали бы журналисту-мужчине. Этому, правда, выдавать было нечего, кроме извинений и банальностей.
– У нас, видите ли, разработана система, – продолжал он. – На каждого пациента надевают пластиковый браслет с именем и фамилией, как только он поступает в больницу, и браслеты остаются на руке до момента выписки. Он не может упасть или потеряться, его можно только срезать; путаница исключена. Вы должны нам поверить.
Но Иза не верила.
– Мне кажется, я читала где-то недавно, что родители ушли из родильного дома с чужим ребенком.
– Но это произошло в Америке?
– Полагаю, в Борнемуте.
– Да, я тоже слышал о подобных случаях, хотя они происходят очень редко, даже в Америке. Но такого никогда не было в Англии.
– Это было в Борнемуте, – упрямо повторила Иза.
– Но не в нашей больнице, миссис Дин, – подключился представитель администрации. Подвергать сомнению означало критиковать, а эта женщина подвергла сомнению систему. – Не было двух младенцев. Был только один, ваш. Так что, боюсь, вы заблуждаетесь.
– Недоразумение с цветом волос просто аберрация памяти, Иза, – включился Уэзерап. – В конце концов, цвет волос и тому подобные вещи не вносятся в регистрационную книгу. Это недоразумение. Боже мой, после такой аварии… – Он сделал попытку отвлечь ее, пошутить, но смешок застрял у него в горле, как только Иза пронзила его прямым цепким взглядом своих зеленых глаз.
– Мне бы хотелось задать вопросы другим работникам больницы. Сестрам, которые дежурили в ту ночь.
– Пожалуйста, если вы хотите. Пусть это станет частью вашего лечения.
– Лечения? Чтобы забыть?
– Чтобы примириться с фактами, Иза, – твердо сказал Уэзерап.
– Джентльмены, у меня нет намерений ни с чем мириться, пока я не выясню все эти, как вы выразились, несообразности .
– Но их не существует! – запротестовал администратор, в нетерпении повысив голос. – Мы говорим всего лишь об ошибке, допущенной техническим сотрудником, которого вы застали врасплох в той части больницы, где вам не следовало бы находиться. – Он все больше раздражался, не желая, чтобы кто-нибудь ставил под сомнение отлаженность его работы, и меньше всего иностранная пациентка, которая через несколько минут будет выписана, и больница перестанет нести за нее ответственность.
– Это нам мало что дает, – вмешался Уэзерап, стараясь вернуться к теме разговора. – Иза, поговорите с сестрами, если вы этого хотите. Узнайте, достаточно ли они были внимательны к Бэлле.
– Но учтите, что через отделение «скорой помощи» прошла, возможно, тысяча пациентов с того момента, как вы попали сюда, – вставил администратор. – Вы не можете требовать от них, чтобы они помнили каждую деталь.
– У вас должны быть зарегистрированы все подробности.
– Они есть в документе о вскрытии… – начал невропатолог.
– Мне бы хотелось его прочесть.
– Там есть такие медицинские подробности, которые вы наверняка не поймете, другие больно ранят вас.
– Я журналист, – напомнила она.
– Акт вскрытия строго конфиденциальный документ, – резко сказал управляющий, – особенно для журналистов.
– Я… – Она чуть было не рассказала им о Бенджамене, но вовремя остановилась. Бесполезно. Воспоминания ребенка против их убежденности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85