Полетт отскочила к двери.
– Так что же мне делать? Как жить?
Ему нечего было сказать дочери, он только покачал головой. Полетт открыла дверь.
– Знаешь, что я собираюсь сделать? – крикнула она так, чтобы ее слышали все в коридоре. – Я добуду деньги у мужчин. Буду делать все, чего бы они ни пожелали, только бы платили. Я и раньше добывала так деньги, используя свое тело. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Правда, между нами есть одна значительная разница…
Деверье смотрел на дочь, как на зомби.
– Ты платишь телом за власть, а я зарабатываю на наркотики, – визжала девушка. – И мои методы, дражайший папочка, гораздо честнее твоих. Я чувствую себя грязной, пробыв с тобой наедине всего полчаса!
Деверье протянул руку, чтобы остановить дочь, удержать ее, но она вырвалась и ушла. А у двери уже стояли привлеченные шумом коллеги. Однако, взглянув на его лицо, они удалились, пробормотав какие-то извинения.
Деверье опустился на колени. Со стены над ним насмехалось с портрета лицо его отца.
Рассвет только занимался. Внутри собора было мрачно и темно. Небольшая группа прихожан молилась, пытаясь найти утешение под этой закопченной крышей, уборщица натирала воском деревянный пол. Здесь царил дух несбывшихся мечтаний: предполагалось, что огромный купол будет украшен богатой позолотой и мозаикой, но лишь столетняя копоть от свечей покрывала сейчас голые кирпичи, в одном углу свод подпирали леса. Бог – это вечность, но жилище Его разрушается, как и все на земле.
Было холодно. Дэниел содрогнулся, войдя в храм. Он не успел ни побриться, ни позавтракать, да и оделся кое-как, поспешив на зов Изы. Он не был в церкви тысячу лет и все-таки непроизвольно перекрестился. Ничего не поделаешь. Условный рефлекс.
– Не знал, что ты католичка, – произнес он, садясь рядом с ней на пахнущую лаком скамью.
В ответ она только покачала головой.
– Почему здесь?
– Больше некуда идти, – ответила она после долгого молчания.
– Я пережил тысячу смертей, вообразил все самое худшее, – сказал Дэниел, и Изидора почувствовала упрек в его недоговоренности. Если он рассчитывал на сочувствие или объяснение, то будет разочарован.
Иза как будто изменилась, постарела за одну ночь, исчезла ее живость, щеки ввалились, как будто скульптор резцом счистил плоть с костей. Пальцы нервно дергались, перебирая невидимые четки. Глаза потемнели, стали мертвыми.
Она съежилась и была почему-то похожа на одну из тех женщин, что покорно преклонили колени перед большим алтарем. Это была не та женщина, которая уходила от него накануне вечером.
– Я достала номер телефона, – наконец произнесла она тихим голосом. – Думала, это номер Полетт. – Она подняла полные горечи глаза к громадному распятию, висевшему на стене собора. – Но это оказался номер в кафе. Они никогда ничего не слышали о Полетт.
– Ты уверена?
– Не глупи, Дэниел, – огрызнулась Иза. – Конечно, уверена.
У входа зазвонил колокол, призывая на утреннюю мессу. Люди входили и садились на свои места, служба началась.
– Что мне теперь делать, Дэниел? Даже Авраама Бог пощадил. Я отдала все, что имела. Мою карьеру. Моего сына… – Она замолчала, не договорив.
– Свое тело?
Иза повернулась к своему другу и молча кивнула.
– Мне больше нечем пожертвовать. Изидора, казалось, не видела, как окаменело лицо Дэниела.
– Все, чего я хочу, это получить Бэллу. Моего ребенка. Что в этом плохого? – Иза дрожала, глядя на распятие, хороня надежду и веру. Старик на деревяшке с сумкой для пожертвований остановился было возле них, но прошел мимо, поняв, что у этой женщины настоящее горе.
Изидора пришла в себя.
– Что делать, Дэниел?
– Продолжать.
– Я не уверена, что смогу.
– Конечно, ты сможешь, ты должна . – Он говорил каким-то странным, отстраненным тоном.
– Ты в порядке?
– Нет.
– Что случилось?
– Что могло случиться, кроме того, что я чувствую себя так, как будто меня использовали и выбросили.
– Что, черт возьми…
– Конечно, что тебе до меня, у тебя свои проблемы, но представь хоть на мгновение, как я ждал тебя вчера в номере, черт, да если бы я знал, что ты не вернешься ночью, может, и сам отправился бы попытать счастья.
– Дэниел, я никогда не думала…
– Вот именно. Это и сводит меня с ума больше всего. Что ты даже не задумалась, какое это может иметь значение для меня. Ты все принимаешь как должное.
– Это неправда. Почему, ты думаешь, я так долго не звонила?
– Полагаю, ты была занята другим делом.
Священная чаша сверкнула, когда священник поднял ее высоко над головой. Молящиеся встали в очередь за причастием, они двигались спокойно, уверенные, что получат помощь и утешение. Но не Иза. Внезапно она почувствовала, что снова погружается в темноту и последняя ниточка, связывающая ее с реальностью, вот-вот порвется. В душе поднималась паника, но одновременно ее охватил гнев. Будь она проклята, если позволит Дэниелу стыдить себя.
– Прекрати, ты не ребенок! Прошлой ночью мне пришлось делать выбор. Между собой и Бэллой. И я выбрала Бэллу. Это было мучительно трудно, даже при том, что речь идет о жизни моей дочери. И я знала, как больно тебе будет, потому и не могла заставить себя вернуться обратно вчера ночью. Разве ты не понимаешь?
– Я понимаю одно: ты спала с ним, а не со мной. – В глазах Дэнни была почти физическая боль. – Я просил тебя только об одном – чтобы ты обращалась со мной бережно. Не роняй старину Хампти, не раскачивай стену. А ты решила снести ее бульдозером.
– А что бы сделал ты? Умыл руки? До или после, Дэниел?
Ее ярость заставила его замолчать.
– Не отворачивайся от меня, Дэниел. Не сейчас, когда ты мне так нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85