Боже мой, мы находимся в его доме. В ваших обвинениях нет ни капли здравого смысла. Какие у вас доказательства – настоящие доказательства, – а не игра женского воображения? – От возмущения и страха Помфрит так возбудился, что шепелявил все сильнее.
– Я американская гражданка, господин Помфрит.
– С каких это пор гражданство что-то значит для вас? Черт побери, вы – бандиты-журналисты – ездите по всему миру, изобличаете Америку, критикуете и очерняете все, что мы делаем. Но при первой же неприятности вы машете паспортом и кричите: «Добрый старый Дядюшка Сэм, караул, на помощь!» Скажу вам, миссис Дин, в моей работе я встречаю людей, от которых тошнит.
– Не воспринимаете ли вы все это слишком трагично?
– А с вами разве такого не бывает?
– Бросьте, Помфрит. Я – американская гражданка, вы – государственный служащий, и ваша обязанность – помочь мне!
На его скулах заходили желваки.
– Ваш муж тоже американский гражданин, и у него столько же прав требовать от нас помощи. И маленький Бенджамен – американец, мы должны защитить его.
– Что?!
– Ваш муж, миссис Дин, вернее, его адвокат, обратился в посольство и выразил озабоченность тем, что интересы ребенка ущемляются из-за вашего безответственного поведения, в особенности из-за отказа вернуться домой, вы подвергаете его опасности. Мне думается, он прав, в своем докладе я обязательно отмечу это.
– Не могу поверить своим ушам! Вы что, шпионите за мной?
– Докладываю, а не шпионю. О Бенджамене…
Помфрит выплеснул остатки чая в раковину и повернулся к Изе, лицо его пылало румянцем, усы грозно торчали.
– Послушайте, разве вы не понимаете, как сами себе вредите? Какой странной кажетесь окружающим? Ваш муж подал на вас в суд, он собирается добиться опеки, и я вынужден буду убедить суд в его правоте. Вы, находясь в чужой стране, подвергаете ребенка ненужным испытаниям, выдвигаете самые нелепые обвинения против члена правительства. Это просто ужасно, миссис Дин! Если вы собираетесь хотя бы попытаться сохранить Бенджи, то должны немедленно вернуться домой. Вот ваши паспорта. – Он бросил документы на стол. – Если хотите сохранить ребенка, воспользуйтесь ими.
Иза сидела молча. Она знала, что рано или поздно это случится.
Бенджамен был ее слабым местом. Сыном они могли допечь ее. Все сходилось на мальчике. Она мечтала о сыне, потому и вышла замуж, из-за него теперь разрушается ее брак. Судебный процесс, опека над ребенком. Невозможность сосредоточиться на поисках Бэллы. Грузовик.
После инцидента с грузовиком Иза окончательно убедилась, что не сможет разыскивать Бэллу и следить за Бенджаменом. С Бенджи на руках она, скорее всего, никогда не найдет Бэллу, а разыскивая Бэллу, может потерять Бенджамена. Потеряет их обоих.
Изидоре было холодно, так холодно, что она дрожала. В ней боролись противоречивые чувства, боль в душе становилась все невыносимее. Она вспоминала, как пропускала их дни рождения. Дети, плачущие в телефон, а она не может их утешить. Опоздания на приемы, на свидания к Джо. А иногда она вообще там не появлялась. Отсутствие желаний, утерянная связь с домом, даже опоздала на похороны матери. Недовольство начальства, вынужденного делать ей поблажки, когда она объявила, что беременна. Недоделанный, недоредактированный материал, когда она торопилась домой, чтобы успеть уложить Бенджи спать.
Однажды она полетела в Эфиопию, собираясь посетить лагеря для голодающих беженцев, а Бенджи заразил ее гриппом, который подцепил в детском саду. Вернувшись домой, Иза спрашивала себя, скольких детей она заразила, может быть, обрекла на смерть, – ради того чтобы снять этот материал.
Итак, эксперимент окончен. Она не справилась с обязанностями жены, не справилась с работой, а теперь и с детьми. Пора принимать решение. Иза знала, что ей придется сделать.
– Вы были очень убедительны, мистер Помфрит. – Изидора говорила тихо, почти шептала, глаза туманили слезы. – Кажется, весь мир против меня, даже мое собственное правительство. Очень хорошо. Я вернусь домой, как только смогу. Увы, у меня нет денег, но я свяжусь с мужем. Сегодня. Пусть он пришлет мне деньги на билеты в Штаты. Это займет всего несколько дней.
– Очень мудрое решение, миссис Дин. – Усы чиновника зашевелились от удовольствия. – Сожалею, что разговор был столь тяжелым.
– Да. Я тоже.
Застывшая, окаменевшая душа. Не новое для Изы ощущение. Как часто, делая очередной репортаж, она ложилась на чистые накрахмаленные простыни в «Шератоне», измученная тем миром, который оставила на ночь, чтобы утром опять вернуться туда. К этому нельзя привыкнуть. Несколько часов тревожного сна – встать, умыться, надеть измятую одежду и сменить безопасность отеля на ужас войны. Чтобы спасти душу, пытаешься не реагировать.
Иза не была равнодушной от природы, но, для того чтобы продолжать делать свое дело, ей необходимо было подавлять чувства, замораживать их до возвращения домой. Это был единственный выход. Забыть о собственной жизни, о своих детях, ведь если начинаешь думать о них, глядя на искореженные дома и маленькие трупики в сточных канавах, тебе приходит конец. Продолжать невозможно. Значит, надо подавить эмоции.
Иза была сейчас в том состоянии, когда ничто не может помешать человеку довести до конца задуманное. Она захлопнет дверь в свою душу.
Иза была холодна и собранна, и Дэниел, приехавший вскоре после Помфрита, немедленно заметил перемену, хотя ничего и не сказал.
Они сели в его старенький «фольксваген», проехали по мощеному двору мимо дверей конюшни, за которыми – Иза была в этом уверена, – притаился Чиннери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85