Пятнадцать миль от Бауминстера до Уэчестера она проехала на автобусе. Постоянная ухмылка Чиннери действовала на нее угнетающе, она не хотела, чтобы он или кто-то другой знал, куда она направилась.
Вместе с улыбкой Изе предложили кофе и пластиковый стаканчик с кокой, пожаловались на урезанные расходы, объясняя тем самым отсутствие свежего чая и бисквитов. В участке царила викторианская учтивость, никакой суеты, свойственной янки, никакой суматохи с кучей подозреваемых, которых притащили, чтобы они покаялись в своих преступлениях, никакого воя сирен или протестов невинных граждан. Иза заметила, что рядом с участком расположена пивная.
Инспектор выслушал ее внимательно, прихлебывая чай и безжалостно грызя старый карандаш. Он ничего не записывал.
– Я не могу сказать точно, инспектор, но что-то – не знаю, как лучше это определить, – происходит. Мне нужна ваша помощь, чтобы выяснить правду о моем ребенке.
– Понимаю, – задумчиво произнес он. – И вы думаете, что Полетт Деверье может иметь к этому отношение?
– Конечно, у меня нет никаких доказательств, но…
– Верно, нет. Позвольте задать вам еще несколько вопросов об аварии. Ведь именно поэтому вы и пришли ко мне?
– Я разговаривала с одним из ваших констеблей в больнице.
– Да, я знаю. Мы надеялись, что к вам вернется память. В конце концов, это серьезное дело, человек – ребенок – погиб…
– В этом я не совсем уверена…
– Но вы уверены, что вели машину?
Поколебавшись, Иза кивнула.
– Должно быть, это была я.
– А как произошла авария?
– Вам лучше знать! Очевидно, машина сошла с дороги. Хотя никто, кажется, не знает почему.
– Других машин вы не видели? Столкновения не было?
Она покачала головой.
– Я просто не могу вспомнить.
– Видите ли, миссис Дин. У нас серьезная проблема. Во время автокатастрофы погиб ребенок, вы были за рулем. – Карандаш был направлен острием прямо на нее. – Это позволяет предъявить вам обвинение в неосторожном управлении машиной. Пока вы не найдете объяснения несчастному случаю.
– Но что с моим ребенком?.. – От неожиданного наступления у Изы перехватило дыхание.
– Позвольте изложить все прямо, миссис Дин. Вам грозит очень серьезное обвинение, вы ничего не можете доказать, ссылаясь на амнезию. И обвиняете всех: докторов, которые спасли вашу жизнь, работника морга… даже нашего депутата и его дочь в некоем преступлении, а именно в исчезновении вашего ребенка, за смерть которого, скорее всего, отвечаете вы сами. – Карандаш с треском разломился пополам. – Между прочим, вы остановились в доме мистера Деверье?
«Как он узнал?..»
– Ваши обвинения могут кому-то показаться проявлением неблагодарности, вы подумали об этом?
– Инспектор, я пришла к вам, чтобы вы помогли мне выяснить, что случилось с моим ребенком. – Иза кипела от возмущения. Внезапно возникшее в комнате напряжение заставило Бенджи, до сих пор тихо сидевшего на ее коленях, завертеться, и она дернулась, чтобы удержать его. Приходилось сражаться на два фронта. Клаузевиц не одобрил бы этого.
– У вас есть обязательства, миссис Дин, перед оставшимся в живых сыном. Наш закон защищает детей, когда лишенные средств родители подвергают их страданиям, и, если вы надолго задержитесь у нас, социальная служба может заинтересоваться.
– Я вовсе не лишена средств! – выпалила она.
– Конечно, я уверен, что нет. Но я пытаюсь оградить вас от любого недоразумения, насколько это в моих силах. Вы создали достаточно трудностей всем нам. Кому-то может показаться, что ваши обвинения – результат травмированной психики, длительной депрессии. Этого будет достаточно, чтобы маленького Бенджамена захотели взять под опеку.
– Вы пытаетесь запугать меня?
– Вы сами виноваты, миссис Дин.
– Вы не станете помогать мне в поисках ребенка?
– Некого искать. Простите меня, но у меня есть отчет из больницы, свидетельство о смерти, о вскрытии, документ от коронера, даже свидетельство о кремации, все подтверждает, что ваш ребенок мертв. Вы отказываетесь поверить в это, но у вас нет никаких доказательств. Совершенно очевидно, что ваше состояние нестабильно, вы подвергаете опасности ребенка.
– Вы не отберете у меня Бенджамена. Никогда!
– Или же вы намеренно стараетесь запутать дело, скрыть собственную вину и не нести ответственность за аварию. Именно к такому заключению может прийти суд.
– Вы собираетесь предъявить мне обвинение в смерти моего собственного ребенка? – Иза едва могла поверить в то, что слышала. Бенджи начал хныкать.
Инспектор смотрел на нее поверх обломков своего карандаша, не опровергая ее худших опасений. Когда он наконец заговорил, тон его стал примирительным.
– Думаю, на этом этапе, нет. Полагаю, мы могли бы обвинить вас, но я не убежден – еще не убежден, – что это принесет хоть какую-то пользу. Честно говоря, меня больше беспокоит положение Бенджамена и состояние вашей психики. Я думаю, вам действительно вредно оставаться в Уэчестере дольше, чем рекомендуют доктора.
– Что именно вы хотите сказать?
– Не испытывайте нашего терпения, не злоупотребляйте гостеприимством. Поезжайте домой, миссис Дин. Поезжайте домой!
Только гораздо позднее, уже покинув полицейский участок, Иза задумалась, откуда, черт побери, инспектор так хорошо осведомлен о том, что она собирается задержаться здесь!
Иза была гораздо более осмотрительной с Барри Брайном, редактором «Уэчестерской хроники», когда в конце концов все-таки оказалась в его кабинете, чтобы выпить еще одну порцию кофе-экспрессо. Она не могла назвать это другим словом, питье, пойло. Невозможно было понять, что пенится в чашке – чай, кофе или суп из бычьих хвостов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85