Твоя воля — главная субстанция судьбы.
И уж совсем невозможно представить на этом однообразном пути, что где-то совсем недалеко революция, гражданская война, кипят черные страсти, льется кровь, рушатся устои.
Лошади оживились, зафыркали; черная молодая кобылица, запряженная в первую телегу, радостно заржала — впереди открылась широкая водная гладь с белыми живыми пятнами чаек над ней, несколько темных изб на самом берегу, у деревянных причалов — рыбацкие баркасы; наперебой лаяли собаки.
— Рыбацкое сельцо, — сказал Вадим, — Иван-дом называется.
Навстречу прибывшим вышли несколько мужиков, степенных, молчаливых, заросших бородами; за ними показались женщины — и молодые, и старухи; наконец прибежала стайка ребятишек. Они попрятались за матерей и бабушек, ухватившись за длинные юбки, и из-за них теперь выглядывали любопытные чумазые мордашки.
К мужикам подошли Николай Константинович, Вадим и его друзья Илья и Владимир. Поздоровались. В ответ мужики сотворили низкий молчаливый поклон.
— Нам бы, люди добрые, на Роговый остров, — на чал беседу Вадим. — Просим перевезти.
Мужики молчали.
— Мы хорошо заплатим, — сказал Николай Константинович,
Молчание…
— Да ведь в прошлый год, — продолжил Вадим, — меня отвез Данила… забыл отчество.
— Потоп Данилка Марков, — задумчиво сказал один из мужиков, степенный, статный; в лице его было нечто иконописное — просветленность, ясность и терпение.
— В весну потоп, — сказал еще кто-то. — Нойды наказали.
— Кто? — Елена Ивановна была крайне возбуждена. — Как интересно! Нойды…
— Шаманы по-местному, — сказал Илья.
— Точно, шаманы, — подтвердил молчавший до сих пор старик, седой, с резкими глубокими морщинами на сером лице. — Только они туда и могут плавать. Оленьи рога на остров свозят.
— Зачем? — живо спросила Елена Ивановна.
— А это, барыня, у их надо спросить. — Старик еле заметно усмехнулся.
— Так колдуны своих духов задабривают, — сказал Вадим, взволнованный нахлынувшими воспоминаниями. — Считайте, весь остров покрыт оленьими рогами! Зрелище! Ведь их туда сотни лет, почитай, свозили. А трогать нельзя — духи разгневаются.
— Так что, ваши сиятельства, не обессудьте, — похоже, старик принял решение провести черту под разговором, — не можем мы вас на Роговый остров переправить. — Он уже собрался было уходить, повернулся к избам и сделал несколько шагов, но остановился: — Ежели рыбки покушать, али с ночлегом — это пожалуйста.
И все обитатели рыбацкого села двинулись к своим избам. Последними место встречи покинули осмелевшие ребятишки: им страсть как хотелось поподробней рассмотреть неожиданных пришельцев.
— Вот те на! — огорчился Вадим. — А я планировал — начнем с Рогового острова, потом — сопки, Сейдозеро…
— Ты погоди, — перебил Владимир. — Тут, в верстах в тридцати отсюда, село Игда, там приход, церковь, а у батюшки — сын Александр, Саша Захлебов, мы с ним вместе в Кандалакше в гимназии учились. Да ты его знаешь — рябоватый малость, его еще Рябом звали.
— Припоминаю, — сказал Вадим.
— У Саши есть парусник. Думаю, я с ним договорюсь. Буран, наш мерин, хорошо под седлом ходит.
— Так не взяли мы седла, — расстроился Илья.
— Без седла обойдусь. Сейчас четвертый час. До вечера управлюсь и глядишь, к утру будем с Сашей… Николай Константинович, вы одобряете такой план?
— Вполне, — рассеянно сказал Рерих; полное равнодушие ко всему обуяло его. Даже непонятное возбуждение Елены Ивановны больше не волновало: «Все суета сует и всяческая суета…» Кажется, так сказал Экклезиаст.
— Только вот с ночлегом…— Владимир уже спешил. — Тут в избах грязно, тесно, тараканы. Лучше разбить палатку, она у нас утепленная, есть керосиновая печка, на землю — войлочные подстилки…
— Да не беспокойся ты! — перебил его Вадим. — Мы все сделаем. Не теряй времени.
Через полчаса на пегом в черных яблоках мерине Буране степенном и сильном, Владимир, приспособив в качестве седла кусок войлока, отправился в село Игда.
А через час на берегу Ловозера уже стояла большая теплая палатка, в ней топилась керосиновая печка, потрескивала четырьмя толстыми фитилями; Елена Ивановна хлопотала, готовила ужин, мальчики умчались к рыбакам — смотреть, как вытягивают глубинный невод.
Ужинали уже в полумраке — солнце ненадолго нырнуло за горизонт, но лампу не зажигали: сумерничали. Набегавшиеся Юрий и Святослав, переполненные впечатлениями, тут же сладко заснули; Вадим, взяв этюдник, краски и кисти, отправился «ловить момент, когда Ярило опять покажется над нашей скорбной землей». Илья, по его уверениям, отправился к знакомым, хотя (Юрий где-то проведал и шепнул об этом родителям) у молодого человека есть тут знакомая девушка, и зовут ее Катя.
Николай Константинович и Елена Ивановна сидели у раскалившейся печки. Молчали. Стемнело.. — Я зажгу свечу, — сказал художник.
— Как хочешь… Впрочем, да… Плохо видно, зажги. Я смутно различаю твое лицо.
Толстая сальная свеча долго не хотела разгораться — очень коротким был фитиль.
Наконец в палатке затрепетал язычок неяркого желтого пламени. Николай Константинович укрепил свечу в чайном блюдце и поставил его на низкий раскладной столик.
— Как ты себя чувствуешь, Лада?
— Превосходно. Почему ты спрашиваешь?
— Так…
— А ты?
— Что? — быстро спросил он.
— Тебя мучают мысли, — она прикрыла глаза; густые длинные ресницы мелко трепетали — мысли о Владимире. Не тревожься — он жив.
— Но где он…
— Не перебивай! — в голосе Елены Ивановны появились жесткие нотки. — И ты неотступно, последние дни… дни и ночи думаешь об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192