Бесшумно открылась дверь. Появился генерал НКВД Александр Николаевич Поскребышев, начальник секретариата Сталина — белобрысый, с венчиком седеющих волос вокруг лысины, подобострастный. Ему единственному разрешено входить в кабинет «хозяина» без стука, ведь он сторожевой пес при дверях, всегда, постоянно, неотлучно, и днем и ночью (если Он в Кремле).
— Лаврентий Павлович в приемной.
— Зови его, Саша.
Берия, в черном костюме, посверкивая стеклами очков, с коричневой кожаной папкой в руках, остановившись в дверях, сказал тихо:
— Здравствуйте, товарищ Сталин!
— Проходи, Лаврентий, садысь.
Их разделял небольшой письменный стол. Берия сидел к вождю в профиль и чувствовал на щеке взгляд Сталина, который физически обжигал кожу.
— Собрал сведения?
— Собрал, Иосиф Виссарионович.
— Выяснил?
— Выяснил.
— Ну?
— Действительно, собирается возвращаться. Со всем семейством и скарбом. Хлопочет о разрешении пока через Союз художников.
— Почему — пока?
— У него переписка с Грабарем. Грабарь советует ему обратиться в правительство…— Берия замешкался.
— Не тяни.
— А если там задержка, обратиться лично к вам.
— Дурак твой Грабарь.
— Может быть, Иосиф Виссарионович, пресечь? — Лаврентий Павлович коротко рубанул воздух рукой.-
Одним махом?
— Нет! — Сталин долго думал, наморщив узкий лоб. — Отказывать нэ будем. Но притормози пока. Интересно, что у него на уме? Зачем? Вот что, Лаврентий, надо послать к нему человека, — вождь усмехнулся. — Мастера на все руки по восточным делам. Есть у тебя такой?
— Не один, товарищ Сталин.
— И чтобы с документами умел работать, в архивах.
Рыться! Копать!
— «Косой» подойдет, — сказал Берия и быстро, возбуждаясь, облизал плотоядные губы.
— Надо, Лаврентий, выяснить в логове этого Рериха две веши. И там — будем решать.
Палач номер один Советского Союза вынул из папки блокнот, раскрыл его, вооружился ручкой «Паркер» с золотым пером:
— Я слушаю, Иосиф Виссарионович.
— Пиши.
8 апреля 1946 года Индия. Кулу. Раннее утро
Николай Константинович, как всегда, работал в своей мастерской — его трудовой день начинался с первыми лучами солнца.
Появилась Елена Ивановна, озабоченная.
— Доброе утро, Николя!
— Доброе, доброе. — Он, оторвавшись от мольберта, взглянул на жену. — Что случилось, дорогая?
— Ничего не случилось. Так… Вчера поздно вечером… Ты уже спал, не стали будить, приехал Орясов. Журналист.
— А! Олег Владимирович! Наш связной с Россией. И что же? Я ему всегда рад.
— Я тоже. Приехал не один. С ним молодой человек, выпускник московского историко-архивного института. Зовут его Сашей Валаевым, он бурят из Читы. Пишет дипломную работу по архивным источникам об Алара Калама…
— Об учителе Будды? — изумился живописец.
— Представь себе! И вот… Привез его Орясов, с рекомендательным письмом от ректора института, с официальным ходатайством наркомата просвещения взять этого Бадаева на несколько месяцев… Чтобы мы позволили ему поработать в наших архивах, вообще помогли…
— Так ведь это замечательно, Лада!
— Замечательно… Только одно меня… настораживает. Почему бы сначала не получить наше согласие? Что за спешка? Бесцеремонность какая-то!
— Наверно, ты права. Отчасти… Но пойми: мы им не можем отказать!
— Что верно, то верно…
— Где этот студент?
— За дверью. Ждет. — Елена Ивановна наконец улыбнулась. — Он тебя ужасно боится.
— Так проси!
Через минуту в мастерской появился молодой человек лет двадцати трех, коренастый, смуглый, с приветливым круглым лицом восточного типа; левый глаз немного косил, но как бы уплывающий в сторону взгляд его ничуть не портил, наоборот, московский гость от этого застенчивого взгляда казался беззащитным, неуклюжим.
— Здравствуйте, Николай Константинович!
— Здравствуйте! Здравствуйте! Проходите! Сядем у этого столика. Обратите внимание, юноша, какой отсюда открывается вид на Гималаи.
— Потрясающий вид!
Саша Бадаев сразу понравился живописцу.
Их первая беседа продолжалась больше часа, студент обнаружил просто блестящие познания в области, в которой ему предстояло работать в архивах, над источниками, да к тому же знал три восточных языка — тибетский, китайский, хинди!
— Ну а что же, Саша, вас интересует, кроме буддизма?
— О! Многое! Спорт. Я альпинист, первый разряд. И еще…— Студент историко-архивного института засмеялся; у него были великолепные ровные зубы снежной белизны. — Я, Николай Константинович, закончил в Чите, представьте себе, кулинарный техникум и до сих пор люблю приготовить себе и друзьям что-нибудь вкусненькое. А еще люблю цветы, садовые. V моей бабушки цветник!..
— Вот и прекрасно, Саша. Будете, при желании, помогать нашему садовнику. У нас цветов — море. А повар научит вас стряпать всякие индийские экзотические блюда. Вернетесь в Москву…
— Значит, вы меня берете?
— Берем, берем обязательно.
— Ура-а-а! — Саша Валаев захлопал в ладоши, при этом левый его глазик мило косил.
Право, совсем еще ребенок.
14 ноября 1946 года
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. Поздний вечер
Вождь в сером кителе, застегнутом на все пуговицы, сидит за письменным столом, вытянув короткие кривые ноги в мягких сапогах. Непроницаем. Смотрит на дверь.
Появился Поскребышев.
— В передней Берия, Иосиф Виссарионович.
— Зовы, Саша.
Лаврентий Павлович почти бежит к столу, чуть-чуть приседая, и оказывается, у него бабья фигура с толстым задом.
— Садысь, Лаврентий. И сразу к делу. Выкладывай!
— Накопал-таки «Косой»! Вот! — Перед Сталиным ложится на стол лист бумаги.
— Точная копия. Обнаружил в папках с документами об их Трансгималайской экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192