Какая-то сила будто подхватила меня и перенесла из аптеки на обложку этого журнала. Я помню, что оказался на борту каноэ, лицом к лицу с Великим Белым Охотником. Его куртка цвета хаки взмокла от пота и прилипла к мускулистой груди. Я помню медальон святого Христофора у него на шее и шляпу сафари с лентой из леопардовой шкуры. Он держал указательный палец на спусковом крючке «ремингтона».
Я знал, что мы окружены.
Вокруг нас было кольцо челноков, на каждом из которых стоял столб с отрубленной головой. В челноках сидели индейцы хиваро (теперь я это знаю) с бронзовой кожей и длинными черными волосами. Все они были вооружены – копьями с пучками человеческих волос на древке, длинными духовыми трубками, трехфутовыми мачете, на лезвиях которых блестело солнце. Потом что-то ударилось о наш челнок, и на плечо мне легла рука.
Не знаю, как я не умер со страха.
Ведь в следующую минуту сверкающее лезвие должно было снести мне голову.
– Эй, сын! Повернись и посмотри на меня.
Но я не мог – картинка меня не отпускала.
Потом другая рука взяла «Приключения настоящего мужчины» и повернула их обложкой вниз.
– Вот, – сказал отец, опускаясь на корточки. – С глаз долой, из сердца вон. Эта картинка тебя напугала?
– Нет – сказал я, отчаянно встряхивая головой.
– А меня напугала. Слишком уж она реальная. Но не бойся, сынок. Иди выбирай комикс, да побыстрее, а то мама нас заждалась.
Я послушался, и скоро мы вышли из магазина. На обычном пути я успел бросить взгляд на заднюю обложку журнала. Там Чарльз Атлас демонстрировал бицепсы и спрашивал: «Хочешь быть похожим на меня?»

* * *

Самолет пропал в декабре, когда отец летел в Торонто. Он как раз бросил пить, сумел найти работу и отправился на восток в командировку.
Два месяца я целыми днями сидел у окна и ждал, что он вернется.
Обломки самолета нашли только в конце февраля. Он разбился в Скалистых горах.

* * *

Вторая голова подстерегла меня в первый вторник марта.
Глаза увидели ее тут же, но какое-то время отказывались сообщать сигнал в мозг. Я помню, как глаза мне сразу залил пот, будто меня жгло солнце тропиков.
Эта голова была еще хуже первой.
Опять передо мной появился Великий Белый охотник в своей куртке хаки. Только на этот раз он стоял с «ремингтоном» наперевес в дверях тростниковой хижины. Я видел его из-за плеча индейца, сжимавшего в одной руке окровавленный мачете. В другой руке он держал кожаную веревку с заостренной костью, продетой через уши отрезанной головы. Сама голова занимала треть картинки. Глаза ее закатились так, что были видны только белки, пронизанные кровяными жилками. Из углов глаз стекали струйки крови.
Я пытался отвернуться и не мог. Хотел закрыть глаза и тоже не мог.
– Прошу тебя, папа, – прошептал я. – Убери от меня эту картинку.
– Что такое? Ты с кем говоришь?
– Папа, оно вернулось. Оно опять здесь.
Рука легла мне на плечо и слегка тряхнула.
– С тобой все в порядке, сынок? – голос аптекаря.
Только в этот момент я по-настоящему понял, что отец никогда уже не вернется.
На миг я снова взглянул на обложку, и мне почудилось, что на меня смотрят серые глаза отца. В следующую секунду я вырвался от аптекаря и побежал. Сзади послышался звон стекла – я выбежал прямо сквозь витрину.
Снаружи шел дождь, как часто бывает в этом городе.
Уже в квартале от аптеки я обнаружил, что порезался. Из обеих рук текла кровь. Я сел на асфальт и целых полчаса сидел, думая об отце и глядя, как дождь смывает кровь с моих пальцев.

* * *

Через четыре дня я понял, что что-то не так.
В поликлинике доктор наложил мне на руки сорок семь швов. Мать была очень расстроена и напугана. За разбитую витрину с нее взяли пятьдесят баксов, а на счету у нас из-за пьянства отца ничего не было. Но гораздо больше ее беспокоила мысль, что у меня не в порядке нервы. Прошло совсем немного времени после гибели отца, а ей нужно было поднимать нас с братом.
Я не сказал ей про головы. Мне было восемь лет, и я уже начал ощущать себя главой семьи.
Единственным наказанием было то, что четыре дня подряд она посылала меня в аптеку за бинтами для моей руки. Как все матери, она говорила при этом что-то вроде: «Надеюсь, ты запомнишь этот урок. Подумай только, ты ведь мог себя убить!»
Но я не пошел в ту аптеку – с тех пор я ни разу там не был. Я прошел шесть кварталов и отыскал другую. Через стекло я видел полки с лекарствами, бинтами, игрушками и лысого аптекаря, который показывал что-то покрасневшей девушке. Похоже, это ее ждал на улице такого же возраста парень. Тут и началась фантастика. Я не мог заставить себя войти.
Не мог поднять руки и толкнуть металлическую перекладину на двери.
– Что, не можешь открыть дверь? – спросил парень.
– Да, – я беспомощно поглядел на него. Теперь уже не только мои руки, но и ноги налились тяжестью и как будто вросли в бетон.
– Я купила! Эти со смазкой – вылетевшая из аптеки девица задела меня дверью.
– Осторожнее, Джин, – укоризненно заметил парень. – Ты ушибла его.
– О, прости, мальчик, – тут она заметила мое бледное лицо. – Тебе чем-нибудь помочь?
– Да. Купите мне, пожалуйста, бинт, а я постою здесь.
Она сделала, как я просил, но, уходя, сказала парню:
– Знаешь, Тим, с ним что-то не в порядке.
И она была права.

* * *

Об этом быстро узнали мои друзья. Когда мальчик не может зайти в аптеку, чтобы купить жвачку или комиксы, и просит сделать это других, это не могут не заметить.
Так и случилась история с Джимбо.
Однажды мы – Кори, Джимбо и я, – пошли в магазин «Деловая пчела» купить попкорна. А я хотел еще взять бутылочку крем-соды – не обычную розовую, а белую, она мне очень нравилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95