С неприятным чувством она смотрела на их острые белые зубы и быстрые, почти человеческие, движения. Через миг они исчезли, оставив за собой только шорох потревоженной листвы.
Внезапно с берега поплыл приторный мускусный запах. Наморщив нос, Селена повернулась и заметила на берегу у самой земли какой-то черный лоскут, бьющийся на ветру. Потом еще один, еще – и целая стая черных и белых грифов урубу, потревоженных их приближением, взмыла в воздух.
– Грифы, – сказал Спарки, направляя лодку к берегу. – Могильщики природы. Вся мертвечина джунглей скрывается в их желудках.
Покружившись, птицы угрюмо расселись по кронам соседних деревьев. Добыча, от которой их отогнали, осталась лежать на берегу. Спина животного представляла собой месиво из крови, лохмотьев кожи и мышц. Голова быка была разбита ударами дубин, такими сильными, что расщепились рога. У живота громоздились скользкие кольца кишок; из боков торчало несколько заостренных кольев. Но самое большое отвращение у Селены вызвали синие, желтые и белые бабочки, тучами роящиеся вокруг трупа, и в экстазе погружающие лапки и крылья в кровавую жижу.
– Я думала, они питаются цветами, – сказала она, расширив глаза.
– Даже самые прекрасные существа в мире способны на дурные поступки, – ответил Спарки с улыбкой.
– Да, но кто так разделал это бедное животное?
– Хиваро Хиваро, или шуары – эквадорские индейцы, у которых до недавних времен сохранялся обычай отрезать головы врагов и делать из них особые амулеты – тсантса.

, должно быть. В приступе бешенства.
– Это что, местные индейцы?
– Именно, – Спарки опять вывел лодку на середину. – Не так давно они охотились за головами.
– Черт возьми! Надеюсь, сейчас это прошло.
– Вроде бы. Во всяком случае, так считают.
Как только лодка отплыла, грифы вернулись к своему пиршеству.
Но все это было вчера. Сейчас она вышла на берег реки и увидела футах в тридцати Спарки в его лодке.
– Привет, спаситель! Ты что там делаешь?
Спарки закрывал крышкой какую-то банку.
– Погоди минуту. Только возьму последнюю пробу.
Сидя на берегу, молодая женщина медленно оглядывалась вокруг. Вчерашним вечером они свернули в один из притоков Сантьяго и встали лагерем в широкой лагуне. Теперь Селена смотрела вокруг, постепенно расслабляясь и избавляясь от давящей власти леса. Не было здесь и грязной воды Сантьяго, несущей в Амазонку мусор и разлагающиеся тела животных. Вместо этого кругом царили чистота и тишина. Деревья, как стражи-великаны, замерли у края воды. Ни одна рыба не нарушала плеском безмятежного спокойствия воды; ни одна лягушка не подавала голоса.
Солнце и луна еще спорили за место на небе, но день уже вступил в свои права, заливая расплавленным серебром восточный край лагуны. Западный край, освещенный умирающей луной, отливал кованой бронзой.
Пока Селена смотрела на воду и на розовую волну, мягко набегающую на берег, лодка ткнулась носом в песок.
– Господи! – она встала. – Какое классное место!
– Нравится? – улыбнулся Спарки.
– Еще бы! Слушай, тебе нужна помощь?
– Конечно. Вынеси эти банки на берег, пока я привяжу лодку.
– И как давно ты здесь? – спросила Селена, принимая от него банки с пробами воды.
– Месяцев шесть. Я не член Корпуса мира. Просто у них работаю.
– А почему?
– Я не гражданин США, поэтому не могу быть добровольцем.
– Но как ты очутился в этих джунглях?
– Долгая история. Когда несколько лет назад умерла моя мать, меня взяла к себе бабушка. Она любила солнце, поэтому мы жили то на Таити, то на Мартинике, то во Французской Гвиане. Полгода назад бабушка тоже умерла, и я стал шататься по побережью, думая, куда податься. В Венесуэле я встретил двоих парней, которые ехали в Эквадор с Корпусом мира. Они согласились взять меня с собой, но только за мой счет – от бабушки остались кое-какие деньги. В Кито я должен был с ними расстаться, но тут один из них подхватил дизентерию. Другой не хотел идти в джунгли один, а я искал приключений... в общем, они наняли меня на работу. Платят немного, но дело не в этом. Мне здесь нравится. Я часто плаваю по реке в одиночку. Хорошее общество.
– Мне тоже нравится твое общество, – сказала Селена.
– Ладно, – Спарки улыбнулся. – Подержи банки, пока я наклею на них этикетки.
Селена подняла банку, а Спарки достал из-за пояса нож и отрезал кусок клейкой ленты. Вдвоем они быстро закончили работу.
Из ветвей наверху ракетой вырвался большой сине-желтый попугай – и вновь наступила тишина.
Ничто не двигалось, кроме ножа Спарки. Ни одно облако не проплывало в ослепительной синеве. Вместе с тишиной пришла неожиданная мысль. Селена поглядела на Спарки.
– Ты все? – она сунула руку в карман рубашки и достала маленькую пробирку.
– Ага.
– Значит, мы можем расслабиться?
– Конечно. Я никуда не спешу.
– Отлично, – улыбаясь, Селена открыла пробирку.
– Что это?
– Увидишь, – она высыпала содержимое на ладонь.
– Что это?
– Это рай, дорогой, вот и все. Хочешь попробовать?

* * *

– Что-то мне нехорошо.
– Это пройдет.
– Нет, правда. Мне совсем нехорошо.
– Ну, не смотри на меня так сердито. Кислота всегда сначала действует на желудок.
– Я говорю не о желудке, а о голове.
– Тс-с. Помолчи и прислушайся.
Прошло уже сорок минут с того времени, как они приняли ЛСД, и Спарки казалось теперь, что река превратилась в бесконечный коридор, собравший воедино звуки со всего континента и обрушивающий их на его голову. Мир наполнился электричеством, и любое движение добавляло новые гудящие звуки к все нарастающему крещендо, сверлящему его мозг. Джунгли вокруг него, казалось, на глазах превратились в нечто ужасное, сырое, полное невыразимого зла, похожее на разверстую гниющую рану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95