буду получать еще восемьдесят рублей, дело, глядишь, и пойдет, вот тебе и дверь, вот тебе и окно... Я же не кетменем иду махать. Сиди-посиживай да поглядывай. Буду ночевать не здесь, а там. Всего и разницы.
Конечно, бодрился отец для виду, перед сыном. Щеки у старика ввалились, борода совсем побелела. Ханифа-хола всего на три года моложе мужа, а выглядела крепкой, сильной женщиной, черные волосы почти скрывали седину.
— Отец, вы беретесь еще за одну работу, а кто же тогда за вами присматривать будет, еду хотя бы готовить? Мать у нас в квартире от безделья томится, сама так говорит. Может, привезти ее сюда, как вы думаете?
Белобородый Агзам-ата медленно обвел взглядом свою стройку:
— Ей здесь пока жить негде. Несподручно женщине возиться в глине. Оставьте мать у себя.
Да, отец Аброра никогда не позволял жене слишком тяжелое носить, таскать воду, колоть дрова. Как и в юности был степенен мард, так и остался им в старости: неторопливый, со строгой осанкой аксакал всегда был ко всем внимателен и добр.
Аброр ощутил прилив горячей привязанности к отцу.
— В воскресенье придешь? — спросил вдруг Агзам-ата.
— А что, есть работа?
— Хочу созвать друзей Шакира — строителей — на хашар... Баран один остался. Зарежем его. Вот тогда пусть твоя мать и Вазира приедут приготовят угощенье для тех, кто нам поможет. Привези и детей. Для них хашар как праздник будет.
— Хорошо, отец. А сколько парней вместе с Шакиром придут?
— Шакир сказал, что человек пятнадцать.
— О! Можно тогда горы своротить! И встретить их надо как следует, конечно. Я куплю на базаре все, что нужно. Вазира дома сварит годжу1...
— Да, в жаркий день годжа будет кстати.
...Вазира еще в субботу вечером привезла моркови для плова, потом в большой, литров на тридцать, эмалированной кастрюле сварила годжу. А в воскресенье всей семьей встали чуть свет. Машину заполнили до отказа, по пути завернули на базар, а потом в магазин — за разными бутылками.
Когда приехали на участок, увидели друзей Шакира: пятнадцать молодых парней одевались в рабочую одежду — в спецовки. Не парни богатыри!
Агзам-ата собрал их в круг, за веревку вытянул в центр круга откормленного барана, огляделся, подождал тишины, сказал:
Джигиты, дорогие мои, вы знаете, у нас принято в честь добрых гостей резать лучшего барана. Вот его,— Агзам-ата дернул веревку, баран чуть ворохнулся, прижатый к ноге хозяина,— мы хотим зарезать в вашу честь. Вы пришли к нам на хашар, чтоб вместе поработать — возвести стены нового дома. Так дайте мне фатиху!
1 Годжа — легкий суп из кукурузы.
По обычаю, люди, пришедшие на хашар, должны были дать ее хозяину фатиху — разрешение на то, чтобы в их честь животное лишили жизни. Парень постарше, знающий, видно, толк в таких делах, раскрыл ладони, сблизил их, поднял к лицу.
— Омин, яхшиллика буюрсин! — произнес он нужные слова, и все остальные тоже раскрыли ладони, провели ими по лицам своим.
И Вазира, и Малика, а Зафар особенно смотрели на все совершающееся как на диковину. Потом, когда Агзам-ата, завязав ноги барану, свалил'его наземь, обнажил острый нож, Аброр по знаку Вазиры отвел Зафара в сторону — поди, испугается современный городской ребенок при виде крови, хлещущей из перерезанного горла барана.
Работа началась—и дружно. Один босиком месил глину, другие подтаскивали кирпичи, каменщики занялись кладкой, умело командуя помощниками, среди которых оказался и Шакир.
Аброр наполнял ведро раствором и подавал тем, кто воздвигал стены дома.
Зафар не мог, конечно, усидеть на месте и тоже начал подтаскивать кирпичи, те, что полегче.
Архитектору Аброру доверена была еще одна работа — проверять правильность кладки. Для этого его снабдили сложнейшим из инструментов — бечевкой, к которой был привязан камешек. Архитектору не пришлось поправлять строителей: привыкшие делать кое-что и посложней этой работы, они безошибочно определяли места для окон и дверей, вели кладку ровно, будто по линейке.
По звону посуды и по запасу поджариваемого мяса можно было догадаться, что на другом конце двора Вазира и Ханифа тоже не дремали: под брезентовым навесом они готовили из только что зарезанного барана кавардак1, мудрили над пловом. Агзам-ата кипятил воду для живительного чая да любовался легкой силой и мастерством молодежи.
— Молодцы, сыны мои, молодцы! Пусть еще крепче станут ваши руки! Спасибо отцам вашим! —то и дело растроганно повторял он.
Перед самым обедом парни немного сбавили темп.
Полная холодной годжи огромная коричневая кастрюля, которую привез в багажнике Аброр, манила к себе. Вазира умело набила большую сумку касушками, блюдами, чашками-плошками.
Вазира умело, быстро, как заправская бригадная повариха, наполнила касы годжой, первую протянула Аброру вместе с ложкой, а Аброр передал касу и ложку отцу, сидевшему, скрестив ноги, на помосте. Расположились там и остальные. Свесив с помоста ноги, принимали касы вежливо, неторопливо. Охлажденная кислым молоком годжа возбуждала аппетит, некоторые джигиты попросили добавки — ведь годжа теперь такая редкость!
Зафару не хватило касы и ложки. Вот было здорово, когда он с дядей Шакиром вместе отпивал суп прямо из дядиной ка-сушки!
1 Кавардак — куски жареной баранины.
Кислое молоко разукрасило ему нос и подбородок — добрый смех, вызванный Зафаром, прибавил всем веселого настроения.
— Давайте, друзья, договоримся: если мы сегодня не закончим стены, будем считать, что провели день напрасно! — Здоровенный, черный как негр парень соскочил с супы.— Объявляем соревнование между четырьмя стенами... четырьмя командами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97