.. райцентр.
Аброр осторожно повел машину. Въехали в райцентр. Пока они нашли мастерскую, расспросив множество людей, солнце склонилось к закату. Мастер по ремонту уже ушел домой. Аброр посадил в машину молодого парня, согласившегося показать дорогу к мастеру, и еще долго, осторожно и медленно, ехал, пока добрался куда было нужно. Пожилой мастер осмотрел колеса.
— Тормозами заниматься не имею права,— сказал он поначалу.— В Ташкенте это сделают в мастерских, куда вы прикреплены. А тут... Видите, пломба. Ежели кто-то ее сорвет, то потом мастерские вас обслуживать не станут.
— Знаю... Но не могу же я эту колымагу на плечах нести до Ташкента. Там ведь тоже люди. Объясню, что случилось это на дальней дороге. Сделайте, пожалуйста, прошу вас.
Наконец мастер сдался. Что надо — сделал.
Теперь машину вправо не заносило. Но Аброр ехал с чрезвычайной осмотрительностью. «Хватит мчаться! Хватит вечной спешки!— говорил он себе.Г—Доберемся домой благополучно, так разобьюсь в лепешку, но в эту же субботу займусь машиной всерьез, отдам в мастерскую».
Осуществить это благое намерение Аброру, однако, не удалось: переезд родительской семьи в квартиру сына пришелся как раз на субботу
Боже ты мой, сколько же всего накопилось во дворе за десяток лет! Всякие ведра, казаны, корыта, железные кровати, столы и столики, деревянные лестницы, даже старые коромысла, уже не нужные при водопроводе,— ничего не хотела оставлять в покидаемом дворе Ханифа
— Ну что вы будете на третьем этаже делать с коромыслом, мама? — раздражался Аброр.— Зачем нужна керосиновая лампа?
— Делай свое дело, а я буду — свое... Мало ли что? Все это может понадобиться,— возражала Ханифа-хола, загружая машину.
Родителям Аброра Вазира отвела комнату с балконом; диван, стол и стулья выносить в другие комнаты не стали, так что старики въезжали, в общем-то, на готовое. И оставалось захватить с собой постельные принадлежности, одежду да посуду. Остальное имущество было нагружено на грузовик и отправлено к родственнице, которая жила в пригороде; туда же отправились два барана, предназначенные для будущей свадьбы Шакира. Лгзам-ата попросил Аброра отвезти большие деревянные нары и две железные кровати сразу на новый участок — пусть постоят во дворе у соседей... Конца не было пиалам и касушкам, разных размеров чайникам, бесчисленным кастрюлям и кастрюлькам. Ханифа-хола желала забрать их все. Пришлось взять большую часть. Аброр нагружал завернутой в бумагу посудой картонные коробки разных размеров, багажник и салон «Жигулей» быстро наполнялись этими коробками. От раннего утра до полудня в субботу безответная машина сновала между старым отцовским участком и квартирой Аброра. Вслед за посудой поехали подушки, одеяла, ковры и коврики.
Поднимать на третий этаж коробки, узлы, чемоданы Аброру помогали соседские молодые парни. Уже к обеду Аброр устал до дрожи в коленях. Неприятная тяжесть скапливалась в левой стороне груди, будто только сейчас он стал ощущать сердце.
Комнаты и коридоры в квартире до отказа забиты всяким хламом. Вазира взмолилась:
— Уже негде по-человечески жить, Аброр-ака, хватит, больше ничего не привозите!
Аброр организовал второй грузовик, чтобы отправить тяжелые вещи к сестре на Кукчу. А Ханифа все подтаскивала и подтаскивала к «Жигулям» какие-то мешочки и узелки.
— Оставьте место хоть для самих себя... Отец, да скажите вы маме — не влезете ведь!
Агзам вырвал из рук Ханифы узел с каким-то тряпьем, кинул через борт в кузов грузовика.
И дом, и двор опустели.
Аброр пошел в конец двора, остановился на берегу. Разрушается махалля, сносятся старые строения, развал кругом, а река Бозсу по-прежнему красива, свежа и прохладна. Аброр вдыхал чистый воздух с тоской думал о том, что жизнь, проведенная им около Бозсу, уже никогда не вернется, даже некуда теперь будет приезжать, чтоб прикоснуться к природе, к этой вечной ташкентской реке, с детства такой родной. Он будет преобразовывать, обновлять Бозсу. И тосковать по тму, что было.
Тяжелый комок подкатил к горлу.
Ханифа в последний раз вошла в опустелые комнаты своего дома! Кто здесь зажжет теперь свет? — И заплакала.— Коли души умерших придут сюда... А мы...
Продолжая беззвучно плакать, Ханифа вышла из дому во двор, к очагу, по краям которого были положены заранее ватой щепочки. Вылила на них из бутылки остатки масла Чиркнуи спичкой, подожгла.
— О аллах, пусть души умерших не гневаются на нас! И пусть там, где мы будем жить, не погаснет огонь!..
Во дворе перед домом Агзам-ата, Аброр, вернувшийся с работы Шакир уселись на корточки в ожидании, когда Ханифа-апа закончит заклинание. Агзам-ата, в свою очередь, пробормотал нечто вроде молитвы в память отцов, дедов, прадедов, некогда здесь живших.
— Аминь! — Все провели ладонями по лицам и встали.
Пора было ехать. Они покинули дом, двор, а щепочки у очага все еще продолжали гореть.
Сам не свой Аброр сел за руль...
Машина была забита до отказа. Между ногами и на руках у Агзама, что сидел впереди,— мешочки, свертки, кульки. Ханифа на заднем сиденье еле-еле могла повернуться среди узлов и сумок. Чугунные посудины и алюминиевые кастрюли в багажнике тихо, но внятно позванивали, подпрыгивая, касаясь друг друга. Шакиру места тут не оказалось, и он уехал на грузовике.
Солнце только что село, душный зной не спадал. Кругом множество народа: измученные жарой люди не желали сделать нескольких шагов, чтоб переходить улицу по правилам, там, где белели широкие полосы. Переходили улицу где вздумается.
Впереди Аброра шла крытая грузовая машина. Перед глазами плясали огромные буквы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97