Вот и сейчас Зумрад Садыковна вдруг поспешила отступить перед нахалом:
— Зачем ты так говоришь, Алибек-джан? Я тебя разве из дому гоню? Я хочу тебя увидеть настоящим человеком, тебе добра желаю. Тебе уже двадцать пять, сынок. Твои ровесники председателями колхозов работают, начальниками цехов!
— Сколько раз вам говорить, мама, что должности и посты, оклады и прочее меня не интересует! Я сам себе председатель!
Вазира задыхалась в душной комнате. Усилием воли заставила себя говорить хладнокровно:
— Хорошо, брат, что же тебя интересует? Что тебе нравится?
— Мне нравится свобода!
— И не стыдно «свободному человеку» пить портвейн, купленный на пенсию престарелой матери?
— Этот портвейн я на собственные деньги купил!
— А вчерашний! А позавчерашний! — Вазира все-таки не совладала с собой.— А все эти тряпки, что красуются на тебе, они на чьи деньги куплены? До каких пор ты в семье баловнем будешь, чужаком каким-то? Пора бы наконец самому отцом стать. А ты вон с женой скандалишь, лишь бы только детей не иметь!
— Вы почему вмешиваетесь в мою личную жизнь, Вазира-апа?
— Мы столько труда и средств вложили, чтоб свадьбу тебе пышную справить! Тогда ты почему-то не возражал против моего вмешательства.
— Женитьба была ошибкой. Моей ошибкой,— надменно сказал Алибек.— В наше время не стоит жениться. Самые современные, высокоразвитые люди нашего атомного века справедливо считают семью и брак явлениями пережиточными.
— Высокоразвитые? Эгоисты безграничные — это да! Как бы ты сам появился, такой «свободный человек», если бы твои родители были «высокоразвитыми»?
— Времена изменились... Плодить детей? А думаешь ли ты о том, что земной шар стоит перед угрозой перенаселения? К двухтысячному году людей в мире будет не меньше семи миллиардов! Целые континенты уже сейчас не могут прокормить себя, а людей пока на Земле только четыре миллиарда... А про угрозу атомной войны ты подумала? Растить детей для нее — это гуманно?
— Значит, ты потому детей не хочешь, что о благе человечества печешься?
— Не только, сказать тебе откровенно. Я и себя мучить не хочу!
— Вот в том-то все и дело! Ты лишь о себе думаешь. «Человечество», «перенаселение», «атомная угроза» — болтовня, словесная ширма от эгоизма! Оставим в покое человечество и твоих будущих детей. Но о матери, что рядом с тобой живет, ты ведь ни капельки не заботишься. Не стыдно тебе ради собственных удовольствий мучить маму?
— А чем это я ее мучаю?
Вазира вскочила со стула. Распахнула дверь на балкон. Комната сразу наполнилась шумом улицы. Пришлось повысить голос.
— Ты способен понять, что все, все это для нее мучительно? И что ты жену прогнал, и что эдаких дружков сюда приводишь, и что работу меняешь! Да и собака тебе ни к чему. Все ее терзает!.. Сам обитаешь в тихих комнатах с окнами во двор... Это по совести, по-человечески, гуманно, что больная женщина вынуждена жить в несмолкаемом шуме и духоте?
Алибек тоже вскочил.
— Сестра, ты свои прочувствованные речи при себе оставь. Если для этого меня позвала, то хватит, я пошел!..
Вазира поняла, что брат сейчас действительно уйдет. Она же обещала себе быть сдержаннее.
— Садись-садись! Выслушай меня. Я еще главного не сказала. От волнения и жары у нее в горле стало першить. Облизнув
пересохшие губы, спросила у матери:
— Мама, чайник там у нас не вскипел?
— Вай, склероз, и что же это я так... Забыла! Зумрад Садыковна осторожно направилась на кухню.
Вазира только сейчас заметила, что пуговицы на материнском халате застегнуты неправильно, одна пола оказалась выше другой, воротник перекосился. Боже мой, боже! Когда-то их мать была красивой, гордой, всегда изящно одетой! Самостоятельным человеком! И вот как сдала — сгорбилась, обмякла вся. Дело не только в старости. Всем своим существом почувствовала Вазира духовный упадок матери, и такая жалость появилась к ней, что пришлось все силы напрячь, чтобы преодолеть спазм, перекрывший дыхание, чтобы не разрыдаться беспомощно и безудержно...
Алик нехотя присел на диван, процедил чуть ли не сквозь зубы:
— Ну, давай говори... меня гости ждут.
— Ты ничего не замечаешь, Алик? У мамы ведь... Она же слепнуть начинает!
В глазах Вазиры блестели слезы.
Говорил я ей! — Кажется, и Алибек почувствовал, в каком сестра.— Сходи, говорю, к окулисту. Так она слушать сама на каждом шагу спотыкается. Все у нее если видел, почему сразу же к доктору ее не повел? - Да что я ее, как маленькую, за руку поведу?
— Что с тобой вообще происходит, брат? — Вазира наклонилась к нему и едва слышно заговорила: — Представь-ка себе, она совсем ослепнет, что ты тогда делать станешь? Мать на улицу не выбросишь, никто тебе этого не позволит, даже если ты захочешь ее в богадельню отдать. Заставят содержать, ухаживать. Вот тогда ты узнаешь, что значит за руку водить!
— А почему только я должен водить? Ты, между прочим, тоже дочь ей!
-И такие слова после всего, что она постаралась объяснить брату?! На секунду Вазира будто дара речи лишилась. Значит, Алибек стал таким наглым, бесстыжим? Вместо кожи на нем, значит, броня непробиваемая, и все слова — и острые, и душевные, и разумно-логичные — рассыпаются в прах?..
Но и на сей раз она подавила в себе гнев.
— Я старшая у матери и побольше твоего о ее судьбе думаю. Поэтому и пришла сюда. Хочу вместе с тобой, лоботрясом, беду предотвратить!
— Поскорей к доктору ее, и все дела!
— Этим я сама займусь. Завтра же. Но ты-то хоть сколько-нибудь будешь заботиться о матери или нет? Ответь прямо.
— А что я могу?..— пожал плечами Алибек.
Вазира поняла — проку от такого разговора не будет, если она в требованиях своих к брату не проявит настойчивость и твердость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97