На этот вопрос он ответил не задумываясь:
– Нет!
– Вы уверены? Не слишком ли вы поторопились с ответом? Разве она не могла быть вашей ученицей, студенткой?
– Я ответил быстро, инспектор, потому что абсолютно уверен, что никогда прежде не видел ее.
Уортон понимала, что даже ей, вооруженной терпением и острыми клыками, не пробить броню самоуверенности Рассела.
– Инспектор! – в дверях раздался голос Каплана.
Уортон встала, отчасти с любопытством, отчасти с раздражением, и подошла к полицейскому. После непродолжительной беседы с подчиненным она вновь вернулась к Расселу.
– На данный момент это все, профессор. Вы можете быть свободны.
Но, как ни странно, теперь, получив разрешение заняться своими делами, Рассел желал продолжить разговор.
– Уже? – спросил он, отрывая взгляд от стройных ног Беверли Уортон. – Я ничем больше не могу помочь вам, инспектор?
– Пока ничем, профессор. Позже вам, конечно, придется дать письменные показания.
Он улыбнулся, но уже совсем не так, как прежде.
– Надеюсь, я буду давать их вам?
Она не сразу нашлась, как отреагировать на столь неожиданный переход к флирту. Как будто с окончанием официального допроса их отношения изменились и теперь можно было забыть о делах и заняться более приятными вещами.
– Нет, профессор, – произнесла она наконец, вкладывая в свои слова и несколько иной смысл, который в общих чертах можно было бы выразить так: «Шутить изволите?»
С лица Рассела все еще не сошла улыбка, но в глазах появилось жесткое выражение.
– Жаль, – ответил он.
Беллини едва успел придать своему лицу беспристрастное выражение, когда Уортон, резко повернувшись, прошествовала мимо него из комнаты. За ней немедленно последовал и Рассел, на ходу застегивая двубортный пиджак и высвобождая манжеты рубашки из рукавов.
– Где он?
– Первая дверь справа. Но он в абсолютно непотребном состоянии, инспектор.
По тону Каплана было ясно, как он относится к людям в «абсолютно непотребном состоянии».
– Этого и следовало ожидать.
– Когда он вошел, у него был такой вид, будто его только что выкопали из могилы, а увидев полицейских, он чуть не шлепнулся в обморок. Хотел тут же смыться, а когда мы его задержали, начал кричать и буянить. Пришлось малость утихомирить его.
– Надеюсь, вы не нанесли ему увечий?
– Нет, конечно.
Полицейские обменялись понимающими взглядами.
Джонсон ждал их рядом с комнатой помощников куратора. Уортон не задерживаясь прошла прямо туда, Джонсон последовал за ней, сделав знак констеблю, что тот может быть свободен.
Тим Боумен сидел спиной к своему рабочему столу, упершись локтями в колени и сцепив пальцы рук в замок. Голова его была опущена на грудь. Первое, что бросалось в глаза, – его сильная худоба, почти полное истощение. И его возбужденное состояние. Он едва не дрожал, дышал быстро и шумно, как будто только что бежал, спасаясь от смерти. А может быть, так и было, подумала Уортон.
Боумен был одет – если только можно было назвать одеждой свисавшее с него грязное тряпье – в серую фуфайку и рваные джинсы и обут в кроссовки. Поза Боумена позволяла Уортон хорошо рассмотреть его запястья, и инспектор с интересом отметила, что они покрыты коростой.
– Тим Боумен?
Он дернул головой, как будто его пнули, и посмотрел ей прямо в глаза. Через секунду он опустил голову, но было уже поздно.
– Так-так… – протянула она.
Усмехнувшись, она обернулась к Джонсону, и неодобрительное выражение его лица на этот раз не произвело на нее никакого впечатления.
– Его, очевидно, еще не представили вам. Возможно, теперь это Тим Боумен, но, когда я встретилась с ним впервые, он носил имя Тим Билрот. – Она опять повернулась к Боумену. – Мы знаем друг друга достаточно хорошо, не так ли, Тим?
Объект ее внимания ничего не ответил, лишь еще ниже опустил голову.
Уортон вдруг стала похожа на дикую кошку, увидевшую добычу, с которой можно было поиграть и, доведя до полного изнеможения, съесть.
– Как жилось все это время, Тим? – спросила она с насмешливым участием, побуждая его вступить в игру.
– Нормально.
– Напомни мне, Тим, – улыбнулась она, – что с тобой было, когда мы впервые встретились.
– С меня сняли обвинение, – произнес он с бравадой, которая тут же испарилась, едва Уортон добавила:
– В киднепинге.
Голова его опять упала на грудь.
– А как насчет изнасилования, Тим? И наркотиков? Тут тебе не удалось отвертеться, не так ли?
Ответа не последовало.
Она пояснила Джонсону, по-прежнему не сводя глаз с Билрота:
– У Тима большой послужной список. А лет пять назад перешел от непристойного нападения к изнасилованию.
Джонсон удивленно поднял брови:
– Рано начал.
– О, очень рано, – откликнулась она и, наклонившись к самому уху Билрота, продолжила: – Знаете, чем он занимался, Боб? Каким образом удовлетворял свою подленькую похотливую натуру?
– И как же?
– Тим связался с наркотиками. Когда-то, в добрые старые времена, приторговывал ими. Затем обнаружил, что с девушками легче иметь дело, когда они чуточку не в себе. И он стал подмешивать им в питье успокаивающий наркотик – совсем немного, просто чтобы они становились податливее.
– Да, не слишком красиво.
– Это ведь правда, Тим?
Но Тим по-прежнему не проявлял никакого желания вступать в разговор.
– Когда ты вышел, Тим? – спросил Джонсон.
Билрот вдруг вздернул подбородок и с невесть откуда взявшимся вызовом сказал:
– Год назад. Я изменил имя и свою жизнь.
Уортон улыбнулась:
– Ну да, конечно, разумеется.
– Это правда! Я ведь устроился на работу, разве не так?
– Ну да, наврав с три короба, – фыркнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139