Айзенменгер был изумлен. Декану, похоже, не пришло в голову, что при таком обороте Расселу придется туго.
– Но…
Никаких «но». Декан уже положил трубку.
Поначалу Айзенменгер удивился, потом рассердился, но, дойдя до белого каления, смирился и даже слегка повеселел. Ну что ж, раз такова воля декана, значит, так тому и быть. Он быстро настрочил заявление об уходе, адресовав его в отдел по работе с персоналом и не забыв упомянуть о предложении декана не отрабатывать положенного срока, а также сделал копии заявления для Шлемма и Рассела.
Не успел Айзенменгер покончить с этим делом, как в его кабинет вошла Софи. По случайному стечению обстоятельств этот день в медицинской школе тоже стал для нее последним. Вид у нее при этом, как заметил Айзенменгер, был намного счастливее, чем когда-либо прежде.
– Я зашла попрощаться и поблагодарить вас.
– Жаль, что ваша работа здесь окончилась таким образом, Софи.
Девушка пожала одним плечом, словно другое было парализовано, – доктору показалось забавным, что этот кривобокий жест соответствовал ее несколько кривобокой, хотя и трогательной натуре.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
– Наверное, пристроюсь где-нибудь в общественном здравоохранении.
Больницы такого рода являлись чем-то вроде интернатов для умственно неизлечимых. Айзенменгер не удивился выбору девушки, но радоваться тут особо было нечему.
– Вы уверены в своем решении, Софи? Подумайте как следует.
Она кивнула так серьезно, будто намеревалась незамедлительно последовать его совету.
Как только Софи покинула кабинет Айзенменгера, на смену ей пришла Белинда, обеспечив доктора работой часа на два. Когда она собралась уходить, Айзенменгер спросил:
– Как там Рассел? У меня есть для него неприятная новость.
Белинда рассмеялась:
– Вряд ли он обратит на нее внимание. Он сидит как пыльным мешком оглушенный, даже кричать ни на кого не может. Недвижная туша, внезапно лишившаяся разума.
Десять минут спустя, постучав к Расселу и зайдя в его пещеру, Айзенменгер имел возможность убедиться в этом лично. Профессор сидел за столом и отсутствующим взглядом смотрел на лежавшую перед ним пачку научных статей. Он, казалось, не сразу узнал Айзенменгера.
– Справедливости ради хочу сразу предупредить вас. С завтрашнего дня я здесь не работаю.
Он протянул Расселу заявление. Профессор медленно перевел взгляд на лист бумаги, так же медленно взял его в руки и принялся рассматривать, не читая.
Айзенменгер ожидал чего угодно – удивления, вспышки гнева, может быть, даже испуга, но только не полного отсутствия всякой реакции. Похоже, Рассел даже не понимал, о чем ему толкуют.
Через некоторое время профессор слегка нахмурился, глядя на Айзенменгера со страдальческим выражением лица. В комнате было совсем не жарко, но по его лицу стекали крупные капли пота.
– Вы слышите меня? – негромко спросил Айзенменгер.
Рассел согнул пару шейных позвонков и вяло кивнул.
– Да. Вы больше не работаете.
Айзенменгер не знал, что еще сказать. В конце концов, это было несправедливо: Рассел просто обязан был если не учинить ему скандал, то хоть как-то выразить свое неудовольствие по поводу того, что с завтрашнего дня ему придется вести все музейные дела в одиночку. В некотором смятении Айзенменгер повернулся и вышел из кабинета.
Рассел отложил его заявление в сторону.
Консьерж был облачен в некое подобие униформы, хотя его одеяние больше напоминало грязный мешок. Уже на расстоянии можно было предположить, что от этого человека дурно пахнет, и приближение к нему это предположение подтвердило. Вдобавок ко всему консьерж оказался сварлив и не расположен тратить время на болтовню с кем попало, но и Беверли не намеревалась потакать его слабостям.
– Мистер Лейден?
– А вы кто?
Уилсон сунул ему под нос удостоверение. Из потрепанного рукава высунулась ладонь и всей пятерней ухватила документ.
– Полиция? – спросил он тоном, знакомым Беверли очень хорошо. – Что вам надо?
Беверли окинула взглядом вестибюль в стиле ар-деко, сверкавший мрамором и хромом. Она была бы не прочь поселиться в таких апартаментах. Интересно, во сколько обошлась бы ей квартира в этом доме?
Уортон повернулась к Лейдену:
– Вы консьерж?
– Ну да.
– И давно здесь работаете?
– Уже семь лет.
– И полагаю, хорошо знаете всех жильцов?
– Кое-кого знаю.
Старший инспектор понимающе кивнула:
– Насмотрелись, наверное, всякого.
– Да уж. Я все подмечаю.
Во что бы то ни стало надо было расположить консьержа к себе.
– Жильцы хорошо с вами обращаются? Уважают?
Он осклабился:
– Шутите! Большинство смотрит на меня как на пустое место. Не обращают никакого внимания, пока я им не понадоблюсь, а тогда начинают покрикивать, словно я им ниггер какой-нибудь.
В интересах высшей справедливости Уортон решила проигнорировать это небольшое нарушение политкорректности.
– А на самом деле они ничем не лучше вас.
– Точно, – энергично закивал консьерж. – Просто чванливые ублюдки. Я-то видел, чем некоторые из них занимаются. Вождение в нетрезвом виде, содержанки…
– А что профессор Рассел? – неожиданно спросила Беверли.
Тут консьерж внезапно насторожился, и инстинкт самосохранения прямо на глазах у старшего инспектора заслонил собой всю его былую разговорчивость, словно панцирь черепаху.
– Профессор Рассел?
– Да, профессор Рассел, из семнадцатой квартиры. Вы ведь его знаете?
Лицо консьержа приняло труднораспознаваемое выражение.
– Ну, немного…
– Что он за птица?
– Без понятия… – пробормотал Лейден, однако Уортон чуть ли не воочию видела развевавшиеся у него над головой сигнальные флажки, которые говорили о том, что Лейдену есть что порассказать о профессоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139