Джонсон взял ключ у него из рук, на что профессор отреагировал слабым «О!».
Последовала новая пауза, которую прервал Джонсон, спросив:
– Так как насчет вчерашнего вечера?
Гамильтон-Бейли вздрогнул, как будто в этот момент паук, которому надоело сидеть без дела, решил прыгнуть ему на шею. Опять наступила тягостная пауза. Джонсон молчал с вопросительным видом, в то время как в Гамильтоне-Бейли явно происходила какая-то внутренняя борьба. Наконец одна из враждовавших сторон, видимо, победила, и профессор признался:
– Я был дома.
Джонсон не упал со стула при этом сообщении, но приподнял одну бровь и произнес:
– Да?
– Вместе с женой, – продолжил Гамильтон-Бейли. И, помолчав, добавил: – Весь вечер.
Джонсон по опыту знал, что чересчур подробная информация не менее подозрительна, чем слишком скудная, а потому решил уточнить:
– И ваша жена подтвердит это?
Раздражение Гамильтона-Бейли достигло апогея.
– Ну разумеется, она подтвердит! – воскликнул он. И продолжил: – Если у вас все…
Однако если он рассчитывал таким образом выпроводить Джонсона, то просчитался. Полицейский пропустил его слова мимо ушей.
– По-видимому, убитую девушку звали Никки Экснер. Вы ее знали?
На этот раз ответ Гамильтона-Бейл и не заставил себя ждать.
– Никки Экснер? О боже! Я был ее руководителем.
– Значит, вы знали ее?
От полученного сообщения профессор то ли находился в шоке, то ли умело имитировал это, а потому ответил не сразу; отвечая, постарался по возможности дистанцироваться от столь неприятного события.
– Да, разговаривал с ней несколько раз, чтобы проверить, все ли у нее в порядке с учебой, нет ли каких-нибудь проблем, ну и тому подобное.
– И когда вы разговаривали с ней в последний раз?
Этого Гамильтон-Бейли не мог припомнить. Пришлось обратиться к Джорджине, которая, понятно, подслушивала разговор и уже держала наготове деловой календарь профессора.
– В начале учебного года. Десятого октября.
– Тогда ее дела были в порядке? Ее ничто не беспокоило?
Профессор вынужден был разочаровать Джонсона, изобразив на лице виноватую улыбку и ответив так:
– Насколько я помню, все было в порядке. Но такие беседы не принято записывать – разве что студенту требуется какая-то помощь по официальным каналам.
Джорджина вернулась на свой пост подслушивания, но разговор уже подходил к концу – Джонсон извлек из него все, что было возможно. Всем своим видом давая понять, что разговор окончен, он поднялся с кресла.
На лице Гамильтона-Бейли заиграла облегченная улыбка, и он тоже поднялся.
– Если у вас в ходе следствия возникнут какие-либо вопросы, я всегда готов помочь, – расщедрился он напоследок.
– Кто-нибудь из наших сотрудников придет к вам, чтобы снять письменные показания, – закончил разговор Джонсон на официальной ноте.
– Конечно, конечно, – согласился Гамильтон-Бейли, провожая его до дверей. Неожиданно он произнес: – Это действительно ужасно. Скажите, а… от чего она умерла?
Джонсон, уже находясь в дверях, ответил кратко:
– Ее повесили.
Похоже, в этот момент паук-птицеед все же добрался до профессора, потому что тот застыл на месте.
– Повесили? Но я думал… – Тут Гамильтон-Бейли пришел в страшное смущение и, помявшись несколько секунд, объяснил: – Дело в том, что мне говорили о каком-то кровавом злодеянии…
– А кто сказал вам это, сэр? – равнодушно поинтересовался Джонсон, как будто вопрос ничего не значил.
Бросив на Джонсона испуганный взгляд, Гамильтон-Бейли ответил:
– Бэзил Рассел, – и поспешно прибавил, дабы на его коллегу не пала тень подозрения: – Он видел это сегодня утром.
Кивнув, Джонсон продолжал стоять в непринужденной позе. Казалось, он мог простоять так целую вечность. Наконец, набравшись смелости, профессор спросил:
– Вы хотите узнать еще что-то, констебль?
Молча смерив фигуру Гамильтона-Бейли безучастным взглядом, Джонсон покачал головой:
– На данный момент – нет, профессор.
Джонсон вышел из кабинета, думая о том, что реакция Гамильтона-Бейли на его вопросы все-таки была не вполне адекватной, не вполне естественной.
Кафе было невзрачным, обветшалым и грязным, но Джонсон так устал, что с удовольствием опустился бы на лавку даже в какой-нибудь вшивой ночлежке. Кофе обжигал язык, у пластикового стаканчика стенки были такие тонкие, что пропускали свет, а черствая булочка не рассыпалась на крошки лишь потому, что ее удерживал от этого толстый слой маргарина. Когда кофе остыл достаточно, чтобы можно было его проглотить, Джонсон убедился, что хозяин заведения явно сэкономил на его приготовлении.
Однако это, по крайней мере, была какая-то жидкость, и к тому же не нужно было больше стоять на ногах. Джонсон откинулся на спинку диванчика и прикрыл глаза, прогоняя назойливую мысль, что дизайнер, придумавший этот предмет мебели, был, по всей вероятности, либо калекой с аномальным телосложением, либо инопланетянином, либо просто садистом. Каждый столик этого кафе обрамляли по периметру три таких диванчика, между которыми оставались проходы.
Как бы то ни было, а наконец-то выдалась минута покоя. Можно было расслабиться.
Поначалу в зале было малолюдно, но к тому времени, когда Джонсон расправился с булочкой и странной темно-коричневой жидкостью в стаканчике, кое-какой народ набежал, и помещение наполнилось гулом голосов. Его, как незнакомца, никто не беспокоил, но кабинка рядом с ним была набита студентами.
Разумеется, разговорчивыми.
Сперва они просто говорили об убийстве, затем перешли к деталям и даже стали выдвигать версии, по большей части фантастические. Джонсон продолжал сидеть, прислонившись головой к зеленой крашеной стене и меланхолично улыбаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139