Дома выстроились унылыми однообразными рядами, ряды переходили в улицы, улицы тянулись до самого горизонта, упираясь в небытие. Некоторые дома имели заброшенный и обшарпанный вид, другие выглядели свежо и нарядно, одни были отделаны со вкусом, другие представляли собой типичный китч, и тем не менее все они были одинаковы.
По дороге Джонсон сообщил Елене:
– Я разговаривал с персоналом отделения интенсивной терапии. Все они как один утверждают, что Гудпастчер находился рядом с женой до самого утра, и помнят это очень хорошо.
– Тогда какой смысл с ним встречаться?
Джонсон уловил в ее голосе нотки усталого отчаяния, как будто она уже сомневалась в успехе затеянного ими дела. Возможно, она была также огорчена тем, что Айзенменгер, по-видимому, предал ее.
– Видите ли, все знают, что он был там, но не могут дать голову на отсечение, что он был там неотлучно. Время от времени он выходил из палаты – то ли в туалет, то ли к телефону, – и сколько времени он отсутствовал, неизвестно. Я думаю, он вполне мог уйти на час, если не больше.
– То есть мог успеть…
Джонсон пожал плечами:
– Возможно.
– Но он-то чего ради стал бы это делать?
Ответа на этот вопрос Джонсон, понятно, не знал, да, в общем-то, и не хотел знать. Проводя расследование, он задавал себе только те вопросы, которые помогали устанавливать истину, остальное его не интересовало.
Дом находился в самой середине ряда. В целом чистенький и аккуратный, но первые признаки запустения уже были налицо. В воздухе чувствовался сильный привкус солода. Елена наморщила нос.
– Пивзавод, – пояснил Джонсон. – Самый крупный в городе.
Рядом с входной дверью лежала пачка местных газет, которые обычно никто не читает.
– Может, его нет дома? – предположил Джонсон.
Они позвонили. Ответа не последовало. Джонсон вдавил кнопку звонка вторично, но тот разливался соловьем в явно пустом доме. Елена и Джонсон уже собрались уходить, как вдруг перед ними возникла женщина, которую Джонсон, наверное, назвал бы «ужасно толстой», а Елена добавила бы «бедняга».
– Вы знакомые мистера Гудпастчера? – произнесла женщина пронзительно-визгливым голосом, в котором слышалось любопытство, замаскированное под услужливость.
Елена не нашла что ответить, но ее выручил Джонсон:
– Да. Его не было на работе, и мы стали беспокоиться.
– Знаете, он неважно себя чувствует. Очень переживает из-за смерти жены.
Тот факт, что миссис Гудпастчер вычеркнута из избирательных списков, стал для обоих визитеров новостью.
– Мы не знали, что она умерла, – пробормотала Елена.
Очень довольная тем, что может сообщить плохую новость, бдительная соседка пустилась в объяснения:
– Да, представьте себе!.. Но то, что у нее был удар, вы ведь знаете?
Это они знали.
– Миссис Гудпастчер держалась несколько недель. Казалось, ей становится лучше. Я регулярно навещала ее и думала, что она поправится… Конечно, удар был очень тяжелый. Одну сторону у нее целиком парализовало. Она не могла говорить… А потом внезапно умерла.
Джонсон подумал, что медики могли бы изложить историю болезни миссис Гудпастчер точнее, но общая картина была ясна и так.
– Так, значит, он уехал, миссис?…
– Белл. Миссис Белл.
– Мистер Гудпастчер куда-то уехал, миссис Белл?
Миссис Белл призналась, что этого она не знает.
– Дик, мой муж, говорит, что он уехал, но я уверена, что он дома. Оплакивает ее.
– А почему вы так думаете? – спросила Елена.
Миссис Белл заколебалась.
– Понимаете, точно я не могу сказать, конечно. Может быть, он уехал к приемному сыну, но он ничего не сказал нам, а они всегда говорили, когда уезжали куда-нибудь надолго. – Миссис Белл сделала паузу, чтобы перевести дух. – Но вообще-то бог его знает. Может быть, он уехал и забыл сказать нам – из-за всех этих переживаний.
В итоге она окончательно все запутала. Елена взглянула на дверь.
– Но молочных бутылок нет.
– Им никогда не доставляли молоко, – объяснила миссис Белл, – и газеты тоже.
– Ну, раз он не отвечает на звонок, значит, можно не беспокоиться, он, наверное, уехал, – заявил Джонсон, которому надоели эти бесплодные гадания.
– Да, наверное, – согласилась миссис Белл, но таким неуверенным тоном, что Джонсон на всякий случай позвонил еще раз, однако с тем же результатом.
Он развел руками. Миссис Белл бросила тревожный взгляд на бледно-голубую дверь и вздохнула.
– Вы случайно не знаете, как зовут его приемного сына и где он живет? – спросил Джонсон.
Миссис Белл не знала ни того, ни другого и, распрощавшись, отправилась домой, ковыляя по-утиному, как мог бы сказать какой-нибудь плохо воспитанный остряк.
– Что вы об этом думаете? – спросила Елена, когда они остались одни.
– Думаю, он действительно уехал. Что ему мешает, раз жена умерла?
– И что же теперь делать нам?
– Очевидно, ждать его возвращения. А пока что можно навестить Либмана.
Они направились к машине.
– В общем-то, особой нужды говорить с Гудпастчером нет. Вряд ли он сможет сообщить что-то новое.
Гудпастчер тем временем сидел у себя дома, глядя в пустоту. В пустоту, образовавшуюся после смерти жены. Он даже не заметил, что в дверь трижды позвонили.
Стефан Либман, все еще пребывая в нервном возбуждении, тихо прикрыл дверь своей комнаты. На несколько мгновений он замер, прислушиваясь. Убедившись, что матери поблизости нет, юноша подошел к столу. В закрытом на ключ нижнем ящике находилась небольшая металлическая коробочка, тоже запертая. В коробочке же лежали одиннадцать снимков, сделанных «полароидом». Десять из них Стефан переложил в карман, после чего аккуратно закрыл коробочку, вернул ее на прежнее место, запер ящик и вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139