Когда ему становилось плохо и одиноко. Как сейчас.
Как, почему все это произошло? Вначале все было так хорошо! Уже дома, на своей лежанке…
(Дома?)
…он сумел-таки избавиться от прелых листьев, чей запах не давал ему покоя. Уйти от навязчивых, мучительных видений. Возвращаясь в этот Мир, он прежде всего ощутил знакомые руки, укладывающие на его разбитый лоб что-то мягкое и прохладное, увидел склонившееся над ним лицо жены, услышал голоса, – слов не разобрать, но понятна тревога и забота… И почувствовал себя умиротворенным и счастливым, как… наверное, как в свою свадебную ночь. Ему казалось – да нет, он знал! — что вот, скитания кончены и он, Безродный, обрел-таки новых братьев и сестер. Хайюрр был прав: у них теперь – одна тропа, и разве он, Аймик, уже не показал это, пролив свою кровь в бою за Род Сизой Горлицы?
Почему же все изменилось? И как? Как? Постепенно. А почему?..
Вначале он не придавал особого значения мелочам. Ну подумаешь, не позвали на Совет, не пригласили в Мужской Дом. Правильно делают: ведь он еще не сын Сизой Горлицы. Вот будет усыновление, сделают его сородичем, тогда…
Но почему-то это самое тогда все отдалялось и отдалялось. До новолуния. До осени. До весны… А потом – и вовсе в неопределенную даль…
– Хайюрр! Ты же сам говорил: «У нас одна тропа! Ты, Аймик, нашим станешь, сыном Сизой Горлицы. Усыновим тебя». Так когда же?
– Погоди, Аймик, погоди. Не все сразу. Видишь ли, родни у нас много; говорил тебе: на обеих Великих Реках живут; и южнее, где Сестры в Хайгру сливаются, и восточнее, где Кушта течет. Всем сказать, у всех согласие испросить нужно. Не просто все это. Потерпи.
С прошлого лета такие вот разговоры пошли. И он верил и терпел, терпел и верил. А между тем…
Аймик не обиделся, когда в начале прошлого лета мужчины ушли на обряд Посвящения, оставив его в стойбище вместе с женщинами и детьми. Неприятно, конечно, да ничего не поделаешь: он чужак, инородец; плох ли, хорош ли, а на Родовом Обряде ему не место. В эти два дня он не решался даже на охоту пойти: а ну как ненароком наткнешься на то, что ему видеть не положено? Много времени с женой проводил да с ее новыми подругами; с удовольствием возился с маленьким сынишкой Малуты. (Она уже нового ребенка носила тогда. Зимой родился. Девочка. Только хиленькая; по весне духи забрали.) Поглядывал на Ату в надежде: должны же помочь амулеты! Ну и оружием, конечно, занимался: Разящему дал новую тетиву, легкое копьецо смастерил и на вечерней зоръке подколол несколько рыбин… А после, когда срок пришел, вместе со всеми встречал новых мужчин: Кайюма и его ровесников. И ничего. Радовался даже; думал, глупец: «В следующий раз я уж непременно с остальными мужчинами буду!» Как бы не так.
Аймик не хотел смотреть направо, туда, откуда доносились крики и трубный рев мамонтов. Где шел Большой Загон. Но все же не выдержал, посмотрел – и уже против воли глаз оторвать не мог. Хоть и не близко и дым да пыль мешают, но охотнику даже отсюда понятно многое… Стадо окружено; его уже гонят огнями и криками от редколесья к краю обрыва; мамонтам еще кажется, что у них есть выход, но…
(А разве нет? У них есть выход. Как тогда, год назад…)
Все было хорошо, все – как надо. Стадо мамонтов отсекли и от отхода на плато, и от безопасного спуска в долину; с наветренной стороны пустили пал, с противоположной – крики и факелы. И сзади – направляющие. Все как всегда, как бывало и у них, детей Тигрольва. Он, Аймик, был среди направляющих… Великие Духи, он все делал как надо. Ни в чем не ошибся. Его ли вина, что старый вожак оказался мудрее, опытнее, чем обычно. Все же знают – такое случается. Редко, но случается! Рыжеволосый гигант, поддавшийся было общей панике, вдруг остановился, невзирая на рев и толчею своих сородичей, задрал свою страшную и прекрасную голову и, вздымая хобот, затрубил так, что у загонщиков уши заложило. А потом развернулся, сбил могучей грудью ополоумевшую самку, подмял мамонтенка и рванулся прямо на пал, увлекая за собой тех, кто смог в этот критический миг преодолеть свой ужас. Лучших…
Таких отчаявшихся не остановит ни копье, ни дротик. Конечно, прорвались далеко не все. Конечно, свыше половины стада нашло свою смерть там, под обрывом. Но прорвавшиеся – прорвались и унесли с собой не только лучшие бивни и кости… Двоих сыновей Сизой Горлицы, не сумевших вовремя увернуться, затоптали мимоходом, а третьего, Кайюма, сына вождя, едва успевшего пройти Посвящение, ИХ рыжеволосый вождь ухватил своим хоботом, взметнул вверх, и с ревом швырнул себе под ноги, и превратил в кровавую лепешку…
(Но разве он, Аймик, был тому виной? Если уж и винить кого-то, то пальщиков: не рассчитали нужное пламя. Или тех… оленерогих колдунов, наславших злые чары в отместку за свое поражение… А он-то, Аймик, при чем?)
…Как бы то ни было, а перед этим Большим Загоном появился смущенный Хайюрр и сказал:
– Аймик… Понимаешь… Ты не можешь идти с нами на Большой Загон; так колдун сказал… Мы потом за мясом и костями вместе пойдем… Ты не сердись, ладно?
«ЛАДНО!»
И вот он здесь… Малютки девчонки и те хихикают. А потом будет еще хуже: ему, охотнику, будет вручена доля общей добычи, как… как немощной старухе.
Аймик уткнулся лицом в руки, стискивающие колени. Только не слезы. Этого еще не хватало ко всему прочему!
Он резко вскинул голову и заставил себя смотреть туда, где без него…
Судя по всему, в этот раз загон шел как надо. Без неожиданностей. Правда, и пал пущен не такой, как в прошлый раз. Сильный и дымный. И место удачнее: слева овражек и бурелом; сразу им туда не свернуть, а сейчас уже поздно, сейчас всех их, рыжеволосых, неудержимо гонит собственная сила и паника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161