Травы стали гуще; появились цветы, никогда не виданные прежде. Да что травы – деревья! Даже деревья в цвету! Белые, розовые… а на этом – цветы и вовсе сияют так, словно Небесный Олень кончики своих рогов на ветвях оставил…
Бабочки – лазоревая, шелковистая, словно эта весенняя трава, и вишнево-красная, бархатистая, – облетев вокруг головы Аймика, одновременно опустились ему на грудь и замерли на желтой нагретой замше, едва подрагивая крыльями… А затем враз снялись, чтобы продолжить свой воздушный танец, сопровождая Избранного…
Не в этот ли миг он почувствовал ИХ? Неуловимых.
Да, в этой заколдованной земле Аймик был не один. И чем дальше он шел, тем явственнее, тем несомненнее ощущалось ИХ присутствие. Кто бы они ни были… В звенящем трепете теплого весеннего дня то ли чудились, то ли почти слышались чужие, переливчатые голоса и смех, чужое, неведомое пение, неслыханное доселе; в легких прозрачных тенях, колеблемых… ветром? – улавливалось иное движение… И хотя во всем этом не ощущалось даже намека на какую-то угрозу – явную или скрытую, подлинную или мнимую, – хотя земля эта была воистину прекрасной, Аймик чем дальше, тем больше чувствовал изнуряющее томление. Ему становилось невмоготу. Это не его земля. Здесь он чужой.
(Но, может, так оно и должно быть? Еспи это – Обитель Могучих, если он призван именно сюда, то… должен быть ответ.)
Аймик попытался воззвать к тем, кто угадывался, но скрывался. К Неведомым.
Его голос, подобный сиплому карканью, сорвался и замер. Он был чужд, был оскорбителен всему окружающему.
А вечер пришел и сюда – тихий, теплый, золотистый. Аймик без сил опустился на мягкую густую траву возле прозрачного ручья.
(Мягче самых тонких шкур! Душистее свежего изголовья!)
О костре нельзя было даже подумать. Еда? Есть совсем не хотелось. Он припал к чистой холодной воде, и вкус ее показался тоже необычным. Кисло-сладким, бодрящим. Слегка закружилась голова, словно от глотка пиршественной хмелюги, потом потянуло в сон. Аймик откинулся навзничь…
(Воистину, ему никогда еще не приходилось засыпать на таком удобном ложе.)
И прежде чем уйти в сон, стал по своей давешней привычке отыскивать Первобратьев…
Наутро Аймик поднялся под птичью разноголосицу, чувствуя себя на редкость бодрым и свежим. Сны? Он не помнил снов; он ЗНАЛ: ОНИ приходили. Быть может, ОНИ и сейчас здесь, рядом… Нет, Аймик избран вовсе не ими и не сюда лежит его тропа. Дальше. К тем горам, что уже маячат вдали: к Стене Мира. Здесь же, в Долине Неуловимых, никто не желает ему зла, никто не причинит вреда. Но здесь он – чужой, несравненно более чужой, чем на землях, населенных людьми иных тотемов, говорящими на незнакомых языках… Он должен уходить; чем скорее, тем лучше…
…Аймик внимательно оглядел выложенные в ряд камни – годы, проведенные в пути к Стене Мира. Как он все-таки велик, этот Мир! Как велик! Вступая на тропу Избранного, он и подумать не мог, что тропа эта окажется такой долгой. И все же он дошел. Он, Аймик, Избранный, – здесь, у подножия Стены Мира. Людей нет, последний раз он встречал их там, еще до того, как вступил в Долину Неуловимых. Впереди – только Могучие Духи, ожидающие его, Северного Посланца, где-то у заснеженных вершин… Или, может быть, еще дальше, за Стеной?
Скоро он это узнает. Сегодня выспится, а завтра встанет на свою тропу. Должно быть, последнюю в этом Мире.
8
Аймик не ожидал, что Стена Мира окажется такой… Слишком огромной: горные цепи сменялись долинами; клокотали реки; перевал следовал за перевалом, и впереди вставали новые хребты, выше пройденных.
И на всем нескончаемом пути неведомо куда здесь, в пределах Стены Мира, было пусто и одиноко. Ни людей, ни духов. Только звери и птицы, ничуть не боящиеся странного двуногого, вторгнувшегося в их край. Таких доверчивых, что рука не поднималась убивать. Даже для еды. И Аймик, над собой посмеиваясь, жевал надоевшее мясное крошево, крутил над пламенем нанизанные на прутик грибы… Ну можно ли пустить в дело Разящий против вот этой большеглазой, тонконогой, замершей в нескольких шагах от его привала? Она же пламени опасается, не его. Не будь костра, чего доброго, подошла бы и ткнулась своим влажным черным носом прямо в его щеку… Как убить такую? А вдруг она послана Могучими? А что если это кто-то из его же родни… из самых близких, ушедших за Стену Мира по Тропе Мертвых… Нет. Он уж как-нибудь и без свежатины перебьется. Должны же наконец-то объявиться те, кто его сюда призвал.
Но духи не объявлялись – ни наяву, ни в видениях, ни даже во снах. И тот, кого прозвали Избранным, шел и шел наугад, запутавшись в тропах, потеряв счет времени… Да и как поймешь время, как не запутаешься, если вчера еще были ветер и снег и холодный воздух костяными иглами впивался в горло, а сейчас – зеленый луг, усеянный белыми цветами?.. …Но где же они, эти Могучие Духи?
И все же духи – были. Чем выше поднимался Аймик, тем сильнее чувствовалось их присутствие. Их голоса звучали в грохоте камнепадов, в посвисте ветра… даже в шорохе камней под ногами, когда он карабкался по осыпи, преодолевая очередной перевал. А однажды он, забившись в пещерку, с ужасом и восторгом следил за их ночным спором… или битвой. От грохота тряслись скалы; от беспрерывных вспышек ночь исчезла, превратилась в странный, ослепляющий день, и вода, беспрерывным потоком струящаяся с каменного козырька, казалась в этом свете входным пологом из какой-то необычной полупрозрачной шкуры…
Духи несомненно были здесь, но являть себя своему Избранному почему-то не спешили. И тропу к ним приходилось искать самому.
Этот хребет казался выше пройденных;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161