Лица не видно, только две белые крестообразные полосы. Великий Ворон!
– Конечно. И с тобой тоже.
– Ох, ну и сон же мне привиделся!.. Кто это?
Дангор испуганно уставился на незнакомца.
– Это тот, кого мы искали. Великий Ворон. Он прогнал тех, других. Забудь и о них, и о своем сне.
9
– Хей-е, Аймик! Явился-таки наконец? Возьмешь в жены или как?
Дрогнуло сердце! Почудилось на миг: все как прежде… Голос-то тот же самый. Нет! То, что появилось…
Согбенная, расплывшаяся, еле передвигающаяся… (Великие Духи! Да она же слепая…)
– Что, Аймик? Небось нехороша? Не то что ты, да?
(Смеется! Великие Духи, как она еще может смеяться?)
И вот она уже совсем рядом, и шутки кончились.
– Аймик! Дай-ка я тебя разгляжу!
К лицу тянутся худые, дряблые руки…
– Элана!..
– Тихо, тихо! Не бойся, глаз не выцарапаю… Да, ты все еще красив. Не то что я.
(«Красив? О чем ты, Элана?»)
Аймик не часто мог видеть свое лицо. О том, что стареет, конечно, знал – равно как и то понимал, что старость не красит. Но судить об этом мог только по своему самочувствию (а последние дни он стариком себя не ощущал). Ну еще по рукам и ногам отчасти (а они все еще крепки. И кожа не столь уж дряблая). Нет, конечно, он помнил, как изменилась Мада за те годы, что он провел в плену у лошадников. И у Инельги… Но ведь не так ужасно. Да еще вдобавок этот молодой голос…
А слепая старуха продолжала насмешничать:
– И с чем же ты пришел, сбежавший от нас Избранный?
Аймик прокашлялся и едва вымолвил каким-то хриплым, совсем стариковским голосом:
– Вот… Сына привел.
– О! Сына?
Повинуясь знаку отца, Дангор, хотя и зажмурившись, покорно подставил лицо этим ужасным, скрюченным, трясущимся рукам…
– Вижу, вижу! – засмеялась старуха. – Хорош сын, хорош! Только небось в отца пошел? Девчонок боится?
– Вот уж не знаю! – засмеялся и Аймик.
(Первый ужас уже отступал; теперь его переполняла грусть. Не только о прежней Элане. О несбывшемся – тоже.)
– Он у меня, по правде сказать, девчонок-то ине видел.
– Вот оно как!.. Здесь девиц много – хватит на его долю… Если ты и впрямь к нам его привел.
– Да. Если дети Ворона усыновят моего сына, как когда-то хотели усыновить меня, – он останется здесь навсегда. Сыном Ворона.
– …А жены ему лучше моей правнучки не найти, – подхватила Элана и невидяще махнула рукой в сторону, откуда послышался грохот камней.
Аймик посмотрел в ту сторону – и остолбенел: на них смотрела и улыбалась… прежняя Элана. Юная, та самая, что когда-то в незапамятные времена прочила себя в жены Аймику-чужаку… Судя по всему, она обкладывает край своего жилища каменными плитками и сейчас только что высыпала очередную их порцию из подола длинной замшевой юбки, расписанной красными узорами. По случаю последних теплых дней – босиком и обнажена по пояс. Грудь такая же высокая, манящая… Аймик невольно переводил взгляд с одной Эланы на другую, словно вопрошая себя самого: кто же из них настоящая Элана?
– Что, признал наконец-то? – дребезжаще смеялась старуха. – Вижу: признал!
А девушка без смущения разглядывала молодого чужака, красного, как узоры на ее юбке, упорно высматривающего что-то у себя под ногами.
10
Расставались поздней весной. Люди Ворона вставали на обычную бизонью тропу, Вестника ожидал его последний путь, а Великий Ворон… его тропы от людей скрыты.
Провожали двое: Тейк, один из тех, кто водит людей Ворона по бизоньим тропам (Кайта уже давно нет в этом Мире. Старик ушел еще раньше), и Дард, молодой сын Ворона. Перерожденный. Бывший когда-то в прежней жизни безродным Дангором.
Женщин здесь нет; это мужское дело. Даже Элга, невеста Дарда, осталась в стойбище. Их свадьба будет только осенью; у степняков с этим строго. Но… она уже разделила постель с перерожденным, и по всему видно: очень этому рада. Что ж, ее право… Жаль, прабабушка уже не побывает на их свадьбе; зимой ушла по Тропе Мертвых…
Ноги еще мокры от росы, но скоро Небесный Олень выпьет ее всю и побежит дальше, к вершине Лазурных полей.
Сказаны слова благодарения, сказаны слова прощания – пора расходиться. Но Великий Ворон поднял правую руку:
– Дард! Меня теперь долго не будет с вами. Выслушай и запомни.
Сделав робкие полшага вперед, Дард весь словно подался навстречу черным глазам, сделавшимся вдруг огромными, затмившими весь остальной мир… Откуда-то налетевший ветер холодил его голое лицо, приподнимал длинные, распущенные по плечам волосы, загибал назад перья на родовой шапочке сыновей Ворона.
– Ты теперь не безродный; у тебя есть братья и сестры. И жена будет, и дети. Помни же…
(Небо набухло грозной синевой; казалось, голос Великого Ворона гремел прямо оттуда.)
– …Враг не оставит тебя в покое. Он злобен, коварен и могуч. И лжив. Тебя же, ускользнувшего от изначального Посвящения Тьме, Враг ненавидит особенно люто. И будет стремиться отомстить. Не только одному тебе, но и тем, кто принял тебя в свой Род. (Где они? В этом ли Мире?)
– …Но теперь ты можешь одолеть Врага. Ты сам. Только ты сам. Не забывай же никогда: ВРАГ ЛЖИВ! Особенно тогда, когда то, что он нашептывает, похоже на правду…
(Небо стало прежним – мирным утренним небом хорошего дня на переломе весны к лету. Они вновь были в знакомом Мире, и последние слова Великого Ворона звучали как обычная человеческая речь.)
– Дард, сын Ворона! Жизнь твоя будет долгой и счастливой… Если ты выстоишь! А чтобы не забывал, прими от Вестника, чья кровь течет и в твоих жилах, памятный дар.
Отец… (Нет! Вестник.)
…протянул обеими руками что-то длинное и тонкое, завернутое в кусок кроваво окрашенной кожи.
Дард осторожно развернул сверток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161