Нагу стоял в толпе общинников, возбужденно высматривающих новых мужчин-охотников, сыновей Волка. Как и подобает ему, чужаку-мальчишке, – среди малышей. Подальше от Аты…
– Идут! Идут! Идут!
Самые маленькие сорвались с места; крича и приплясывая, бегут туда, к тропе, на которой показалась долгожданная процессия: вождь, колдун в полном своем облачении, а за ними – они, заново рожденные, впервые надевшие мужские одежды, сжимающие в руках мужское оружие. Чуть поодаль – их старшие братья, тоже торжественные, тоже в парадных одеяниях.
Нагу забыл обо всем. Он изо всех сил всматривался в своих приятелей. Да, они, идущие следом за вождем и колдуном, – другие, незнакомые. И дело не только в парадных, взрослых одеждах, – их лица иные: взрослые, мужские лица. Вот его друг, которого когда-то звали Йорром, подходит к своей матери.
– Как твое имя, мой сын?
– Мое имя А-Туук!
Бывший друг. Теперь их дружба может возобновиться, лишь когда он, Нагу, станет мужчиной. Или не возобновиться, – это будет уже совсем иная жизнь… Здесь, у детей Волка, на их Празднестве Возвращения, многое по-другому, не так, как у них, детей Тигрольва. Но это неизменно: вернувшиеся рождены заново. Они не те, что были.
Нагу стал осторожно выбираться из толпы. Он здесь чужой. Подальше, подальше…
Он забежал в тот самый березняк, в котором Армер рассказывал ему историю Аты и советовал «крепко подумать». «Подумать»… О чем?
Нагу, всхлипывая, уткнулся лицом в колени. «Мужчины не плачут»? Ну и хорошо, ну и пусть. Он-то – не мужчина. Мальчишка…
– Нагу! Вот ты где. Ну, перестань. Ты же не маленький.
Ата. Такой мягкий, такой добрый голос. И руки – ласковые, успокаивающие… Он дернулся, но не слишком. Совсем не хотелось вырываться из этих рук. И злости не было в этот раз – только пустота и отчаяние… Но его слез она не увидит.
– Да что с тобой? Все хорошо, и у тебя все будет хорошо…
(Нужно ответить. Но как поднять голову? Заметит…)
– Ата. – Он говорит отрывисто, не отнимая лица от ее колен. – Я… мальчишка… долго еще… ты… семья нужна… не будешь ждать… мальчишку…
– Глупый! Глупый! – Она то ли смеется, то ли плачет, а может быть, и то и другое вместе. – «Мальчишка»? Ты сейчас – как мальчишка, да… Только всякий ли охотник сделает то, что сделал ты?«Не буду ждать!» Ну что мне еще сделать, что? Глупый, глупый ты мой…
Его тянут куда-то вверх, знакомые, нежные, сильные руки укладывают его голову так, что щека прижимается к ее груди и чувствует сквозь тонкую замшу напрягшийся сосок, и ее сердце стучит прямо в левое ухо, а другое ухо щекочут мягкие губы и шепчут, шепчут…
Не отпуская своего пленника, Ата откидывается навзничь, ее левая рука на мгновение соскальзывает с его плеч, чтобы вынуть из ворота рубахи костяную заколку, – и вот уже нет даже тонкой преграды между его пылающим лицом и нежной, отзывчивой грудью его Аты…
Они лежат, нагие, в дрожащей, пронизанной солнцем тени; трава и ветерок ласкают их разгоряченные тела. Ата, покорная, доверчивая, прильнула к его правому боку; ее голова на его плече. Нагу гладит ее длинные, густые волосы; ладонь ощущает сквозь них острые лопатки, пробегает по позвоночнику… Ата скользит вдоль его тела, ее губы прижимаются к зажившей ране, затем она вновь устраивается на его плече.
– Не будешь больше мучить себя? И меня обижать не будешь?
Она смотрит снизу вверх и улыбается. Нагу молча качает головой. Он не может говорить. Он слишком счастлив.
Они возвращаются медленным шагом, рука об руку. Нагу больше не думает о том, когда же наконец его заберут к своим. Чем позднее, тем лучше.
Вот и стойбище. Ата останавливается, кладет руки на его плечи и смотрит прямо в глаза:
– Нагу! Ты для меня… мужчина. Единственный. Я буду ждать, но… У вас другие обычаи, вы берете в жены Ледяных Лисиц, и не по одной, я знаю… Ты вернешься к своим, и если увидишь, что невозможно, – я пойму…
Нагу положил ладонь на ее губы:
– У меня будет первая жена – ты. И вторая – ты! И третья – тоже ты!
Какая-то женщина спешит им навстречу, машет и что-то кричит… Сестра Йорра.
– Нагу! Нагу! Где же ты пропадаешь? Тебя ищут, с ног сбились… Отец за тобой пришел!
6
Жилище вождя. Отец сидит на почетном, гостевом месте, и кажется, что его грузная фигура заполняет собой всю половину жилища. Даже брат Оймирон кажется рядом с ним каким-то невзрачным, незаметным. На хозяйском месте – вождь, колдун и Йорр… Нет, не Йорр уже – А-Туук!
Нагу стоит у входа, смотрит на эти громадные, сцепленные на животе руки, вглядывается в красное бородатое лицо. Узнает и не узнает. Судя по всему, отец доволен: – Ого! Вырос! Мужчина! Охотник! Борода и усы знакомо раздвигаются в улыбке.
– Здоров? Вижу, что здоров, молодец! Мы ведь уже приходили за тобой, да ты пластом лежал, не узнавал никого. Знаю, все знаю. Горжусь, вижу: мой сын! Наш!.. Вот они какие – сыновья Тигрольва, а?
(Победный взгляд на тех, кто сидит на хозяйском месте.)
– Ну что ж, садись. Рядом с братом.
Краснея, Нагу опустился на неположенное ему место. Отец, словно тут же забыв о нем, уже обращался к вождю и колдуну с церемониальной речью. Какой-то странной, – Нагу не сразу понял, что говорит он на другом языке, на языке детей Тигрольва. Косой взгляд на сына, и приказ:
– Переводи!
Положенные восхваления и благодарности были произнесены. Теперь говорили о нем, о Нагу.
– Мы ждали храбрых сыновей Тигрольва еще по весне. Достаточен ли оставшийся срок для того, чтобы молодой сын Тигрольва, бесстрашный Нагу подготовился к Посвящению? Дети Волка готовы и до следующей весны давать кров и пищу тому, кто спас их младших сыновей и дочерей от волосатого единорога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161