И засмеялся. Но на вопрос Аймика, почему их дети материнскому Роду принадлежат, не отцовскому, только глазами заморгал:
– А… как же? Рожают-то бабы, не мы!.. А у вас, северян, по-другому?)
Кто кому больше дивился первое время: он им, степнякам, или они ему, пришельцу с севера? Девчонки первое время прыскали в кулак и краснели, глядя на его бороду (Аймик быстро понял: мужская растительность на лице здесь считается чем-то… неприличным, что ли, но все же оголять свой подбородок не стал. В конце концов, он не степняк.) И мужчины, и женщины с превеликим интересом оглядывали его одежду, цокали языками при виде многочисленных костяных нашивок, образующих Родовой Узор детей Тигрольва (малица, извлеченная из заплечника и торжественно развернутая, в доме Кайта вызвала настоящий восторг). Женские и детские пальцы осторожно касались бивневого браслета (дар Хайюрра оправляющемуся от раны воину), пробегали по ожерелью из клыков песца (один из амулетов Рода Тигрольва). Аймик не противился, стараясь укрыть от любопытных глаз и прикосновений лишь тот свой оберег, что был когда-то сделан руками Армера, могучего колдуна детей Волка, и надет на шею Нагу Волчонка, сумевшего победить страшного единорога…
Люди Ворона костяных украшений и амулетов почти не знали: редко на чьей шее можно было заметить одинокий просверленный зуб на кожаном ремешке. Зато их женщины сплетали из бизоньей шерсти в сочетании с кожей такие искусные, такие причудливые вещи, подобных которым Аймик не видел никогда прежде: ни в своей родной общине, ни у детей Волка, ни у детей Сизой Горлицы. Долгими зимними вечерами они рукодельничали при свете очагов, разговаривая, перешучиваясь друг с другом и с мужьями или напевая песенки, рассказывая сказки собравшимся вокруг детишкам… В эту первую зиму Аймик получил в подарок от хозяйской дочки и красивый кожаный пояс с накладным узором из кусочков раскрашенной, более тонкой кожи, отороченный кисточками из шерсти, и роскошный мужской плащ – традиционное одеяние сыновей Ворона (сколько было смеха при виде его неуклюжих попыток обернуть этот плащ вокруг тела по здешнему обычаю!). И новые напоясные мешочки она сплела для него, и мокасины сшила… Вот только шапочку, украшенную вороновыми перьями, не смастерила: чтобы такую носить, нужно самому стать сыном Ворона.
И так уж получилось, как только Аймик поселился в жилище Кайта, Элана продолжала обучать его языку чаще, чем другие. Только теперь по-иному: не столько сама рассказывала, сколько расспрашивала. И слушала с таким трепетом, что Аймик и сам не заметил, как рассказал ей все. Почти все. И об охотах на мамонтов. И о своей схватке с шерстистым единорогом (и даже амулет показал – тот самый, подаренный Армером). И об Ате. И об их встрече с Хайюрром. И… обо всем, что потом случилось.
Элана почти не перебивала рассказчика; изредка мягко поправляла неправильности его речи, еще реже задавала вопросы. И лишь тогда, когда он поведал о своем уходе от детей Сизой Горлицы, зло бросила:
– А вот Элана такого, как Аймик, ни на кого не променяла бы! Ни на какого Хайюрра или как его там.
Аймик рассказал ей почти все. Умолчал лишь о своих встречах с Духами и о своем Избранничестве. Решил: об этом нужно прежде всего говорить с Кайтом… когда вполне освоит язык степняков. Вот и получилось в его рассказе, что отправился он на юг в одиночку лишь потому, что Ата предпочла сына вождя детей Сизой Горлицы. …Но ведь по сути так оно и было?
5
Примерно к середине зимы Аймик настолько освоил язык людей Ворона, что мог уже пытаться говорить и о более сложных вещах, нежели повседневные дела. Рассказать мало-помалу свою историю и тем самым решить свою участь. До чего не хотелось бы вот прямо сейчас собирать свои вещи и отправляться одному невесть куда по этим сирым равнинам, насквозь продуваемым ледяными ветрами.
Зима… Она пришла как-то уж очень быстро и совсем не такая, как там, на севере. И там-то, на его родине, снег бывает не очень глубок, а здесь он даже не везде покрывает поникшую промерзлую траву. Под нескончаемыми злыми ветрами он превращается в настоящую ледяную корку. По ней нелегко идти человеку (о лыжах в этих краях и думать нечего), зато бизоны и дикие лошади, по-видимому, без особого труда разбивают копытами оледенелый покров, подбираясь к корму.
Бесприютная, беспросветная зима… во всяком случае для него, Аймика. Уныло, тоскливо вокруг, и холод, холод… Этот бесконечный ветер… В жилище тепло, натоплено. Женщины полуголые; Элана рукодельничает, ее высокая грудь мерно вздымается и опадает, тугие соски словно глядят на Аймика. Глаза ее прикрыты ресницами, такими длинными, что на щеки падает тень… Она не знает главного и, должно быть, втайне посмеивается над робостью чужака. Ничего, Аймик объяснится с отцом, расскажет о том, что он – Избранный, будет вновь изгнан, и она поймет, почему чужестранец краснел и отворачивался, почему не принял даже гостевой дар… Еще не хватало – привлечь гнев Могучих Духов на этих людей, принести им беду…
Было бы совсем худо, если бы не охота. Еще в один из первых дней, когда Аймик поселился под кровом Кайта, хозяин спросил гостя с помощью слов и жестов, не хочет ли тот составить ему компанию и показать свое охотничье умение? Ясное дело, дважды Аймика просить не пришлось. Он бы и сам предложил, да слишком врезались в память (и не только в память – в кожу) жесткие пальцы, перехватившие его руку в тот день, когда он предложил было своим новым знакомцам добыть хотя бы одного зверя из нескончаемого бизоньего стада. Но сейчас, когда зовет хозяин… Разящий давно готов к делу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161