– Не сейчас, не сейчас! Гостя устроить надо, отдохнуть надо. Слышали, что сказал вождь? Соседи придут, будет Большое Угощение, будет Совет. Там все расскажу.
Подбежал Кайюм, вызвался помочь. Хайюрр взвалил на него оба заплечника и шутливо потрепал за ухо:
– Эх ты! Смотри: через год мужчиной стать должен! А мужчина-охотник никого не боится – ни живых, ни мертвых!.. Где отец?
– У колдуна, – шмыгнул носом подросток.
По взгляду, брошенному Хайюрром на почти погребенное под снегом сооружение рядом с жилищем, куда они направлялись (в общем такое же, только гораздо меньше и вход занавешен), Аймик понял: там живет их колдун. Он передернул плечами, почему-то дрогнуло сердце…
(«С чего бы это? Я ведь его вовсе не знаю; помнится, Хайюрр ничего не рассказывал об их колдуне… А вдруг он такой же, как Армер?»)
– Устал? – участливо спросил Хайюрр.
– Да. Немного.
– Ничего! Сейчас придем, разложимся, постели приготовим, зажжем очаги, а сами к женам пойдем. Отдыхать. До Угощения. Одеяла теплые, жены горячие – согреемся! А к ночи и у нас будет тепло…
Аймик подавил вздох. Что правда, то правда, – больше всего на свете хотелось бы ему сейчас растянуться голышом на свежей лежанке под медвежьей шкурой, слегка потягиваясь, чувствуя, как сладко ноют натруженные мышцы, и следить сквозь полудрему, как Ата развешивает над огнем его одежду. А потом она сама скользнет к нему под медвежью полость – нежная, горячая, ждущая…
– Хайюрр!
Они были уже у самого входа, когда прозвучал этот оклик. Аймик вздрогнул и тоже обернулся на гортанный голос.
У входа в соседнее жилище (колдунскую обитель) стояли двое. Отец Хайюрра и сам колдун.
Да, ошибиться было невозможно: этот мужчина в меховом балахоне до колен, обвешанном незнакомыми амулетами, в шапочке, обклеенной птичьими перьями, мог быть только колдуном. Безбородый и безусый, с острыми, четко очерченными чертами лица, он, казалось, не имел определенного возраста: отсюда, где стоял Аймик, его можно было посчитать и молодым, почти юношей, и глубоким, но бодрым стариком. Взгляд истинно колдунский, проникающий, и когда он пал на Ай-мика, тому показалось: глаза колдуна вовсе даже не человечьи; какие-то круглые… птичьи, что ли? И почему-то странно знакомые.
Впрочем, это ощущение длилось мгновение, не больше. Когда вождь и колдун приблизились, Аймик понял, что перед ним далеко не старик… пожалуй, даже помоложе вождя. Но и не юноша. И глаза у него, конечно же, человеческие, только рыжеватые какие-то.
– Я говорил с духами. Они рады твоему возвращению, Хайюрр… Это и есть твой спаситель?
(Глаза словно ощупывают! И опять показалось…)
– Аймик, сын Тигрольва, ставший безродным, — медленно проговорил колдун, словно прикидывая каждое слово на вес, и кривовато улыбнулся. – Духи рады твоему приходу. Колдун детей Сизой Горлицы приветствует тебя на земле нашего Рода!
В синем сумраке жарко полыхают костры, отстраняя морозную ночь. Наступила последняя, мужская часть Большого Угощения. Женщины ушли в свои жилища и увели детей, захватив заодно деревянные миски со сладкой морошкой, грибной и травной снедью, недоеденные куски мяса. Они уложат детей и будут неторопливо завершать пиршество, болтать о мужьях, хихикать, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Мужчинам уже не до еды. Для них началось главное.
Аймик, хоть и чужак, стоял в общем круге, плечом к плечу с Хайюрром. Говорил вождь:
– Сыновья Сизой Горлицы! Великая радость пришла в наш Род: вернулся мой сын Хайюрр! Израненный врагами Хайюрр! Одноухий Хайюрр! Оплаканный нами Хайюрр! Хайюрр, спасенный Аймиком (его голос едва заметно запнулся)… из Рода детей Тигрольва.
Аймик почувствовал, как взгляды собравшихся здесь мужчин скрестились на нем словно копья.
– Аймик! – торжественно провозгласил вождь детей Сизой Горлицы. – Отныне наш кров – твой кров, наш огонь – твой огонь, наша еда – твоя еда! Верно ли я сказал, братья мои?
– Хайрра-а-а! – рванулось на едином вздохе, и показалось, вздох этот подхвачен взметнувшимся в черное небо языком пламени. – Да будет так! Сын Тигрольва, ты нам как брат!
Аймик сделал шаг вперед, чтобы ответить, как подобает мужчине-охотнику:
– Аймик, сын Тигрольва, оставивший свой Род, сделал лишь то, что должно было сделать. Аймик, называющий себя Безродным, благодарит сыновей Сизой Горлицы за добрые слова и приют. Аймик говорит: мои руки – ваши руки, мое оружие – ваше оружие, моя добыча будет делиться с вами по вашим законам. Ибо Аймик-безродный надеется найти здесь своих братьев и сестер!
– Хайрра-а-а! – вновь рванулся в небо единый возглас. И наступила тишина.
И тогда запел колдун.
Его неподвижная фигура чернела на фоне пляшущего пламени, и было непонятно, не из его ли воздетых рук отлетают ввысь снопы искр? Его голос неуловимо менялся: низкие звуки переходили в гортанные выкрики и словно свивались с тонким фальцетом, обрывающимся вдруг на пронзительной ноте. Чем дольше он пел, тем больше казалось: это вовсе и не его голос, это – голоса духов. Не одного и не двух. Множества.
И говорилось в песне о том, что вот двое храбрых сыновей Сизой Горлицы, два родных брата, Хайюрр и Сингор, отправились в далекие края, в чужие земли за женами. Но в далеких краях, чужих землях почва что камень, и горьки воды, и сухи травы. И те, кто живут там, не по-человечьи зовутся, Оленерогими прозываются. Ибо и не люди они, а злые колдуны. Злые духи – их верные помощники – иссушили почву, отравили воду. Злые духи – их верные помощники – выдали Оленерогим бесстрашных сыновей Сизой Горлицы, славных братьев Хайюрра и Сингора…
Аймик внимательно следил за песней, повествующей о пытках и побеге, о последней схватке и убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161