– Я отодвинулся от ненасытной женщины. – Дай отдохнуть. Нам завтра целый день брести под палящими лучами…
Джинна разочарованно вздохнула и опять перевернулась на спину.
– Кстати, как тебя зовут? – спросил я, вспомнив, что до сих пор не удосужился узнать об этом у нежданной спутницы.
– Мириам, – односложно ответила джинна.
– И все? – удивился я. – Твой братец представился гораздо заковыристей.
– К чему тебе это? – безразлично произнесла джинна. – Все равно же не запомнишь…
– Перестань дуться, – я подвинулся к смотрящей в небо Мириам, – так и быть, показывай свое положение…
* * *
Дорога по пустыне навевает такую тоску и уныние, что впору начинать сочинять письма домой, как делал это главный герой фильма «Белое солнце пустыни». Но меня не ждала далеко дома терпеливая жена или – на худой конец – любимая женщина, а упражняться в эпистолярном творчестве по отношению к Лёлику, секретарше моего бывшего шефа, как-то не хотелось. Поэтому не оставалось ничего другого, как разговорить шагавшую рядом Мириам.
– Скажи мне, Мириам, – обратился я к джинне, – Сулейман был действительно великим волшебником?
– Да, – односложно ответила моя попутчица.
– Тогда почему же он не позаботился о более действенной охране своего собрания редкостей?
– Что ты имеешь в виду? – приостановилась Мириам.
– Да хотя бы то, как легко мне удалось добраться до третьего зала и забрать… – я приостановился, уже зная, как нервно реагирует джинна на упоминание о бутылке, – твое временное обиталище?
– А хрустальные клинки ты не берешь в расчет?
– Что это за охрана, если она оказалась такой хрупкой? – пренебрежительно хмыкнул я. – Да еще не в состоянии справиться с таким неуклюжим вором?
– Эти клинки режут любые доспехи, – буркнула джинна. – И твое счастье, что не удалось познать на себе остроту их лезвий. Иначе ты продолжил бы свое существование в виде аккуратно рубленного фарша.
– Что-то не верится, – хмыкнул я. – Почему же тогда клинок рассыпался от соприкосновения с бутылкой?
– Нет, ты и впрямь кретин, – покачала головой Ми­риам, не обратившая даже внимания на мое неосторожное упоминание о ее временной тюрьме.
– Могла бы просто объяснить, – посоветовал я джинне, – а не переходить на личности.
– На бутыли была печать Сулеймана, – нехотя объяснила мне Мириам. – Поэтому клинок и рассыпался от соприкосновения с ней.
– А второй клинок? – спросил я. – Что ему помешало разрубить этот меч? – Я потрогал притороченный к котомке клинок, позаимствованный мною в оружейном зале. – А потом и меня?
– На нем тоже печать, – пояснила джинна.
– Где? – удивился я.
– Камни на гарде.
– Тогда получается, сокровищница осталась без охраны? – продолжал допытываться я.
– И не мечтай, – усмехнулась джинна. – Во втором зале осталось достаточно колющих и режущих предметов, чтобы укоротить путь следующему неосторожному дураку.
– Почему же они не прореагировали, когда я взял этот меч?
– Не знаю, – пожала плечами Мириам. – Наверное, это не совсем обычный клинок, раз на нем печать самого Сулеймана…
– И что из этого? Разве охране не все равно?
– Нет. Если меч решил покинуть сокровищницу, значит, пришло его время, и охрана не стала ему в этом препятствовать…
– Так ты полагаешь, что этот клинок в состоянии самостоятельно принимать решения? – недоверчиво усмехнулся я.
На что Мириам не ответила, лишь одарила меня очередным выразительным взглядом.
– А что там было в четвертом зале? – поинтересовался я через некоторое время, видя, что мой предыдущий вопрос остался без ответа. – И сколько их там вообще?
– Если тебе так интересно, можешь вернуться и проверить, – ехидно посоветовала джинна.
– А разве тебе не интересно?
– Мне интересно еще пожить, а не совать голову в мышеловку, – отрубила Мириам. – Какая бы соблазнительная приманка там ни торчала.
* * *
На третьи сутки мы вышли к цепочке прилизанных холмов, окружающих кусок Бесплодных земель. К тому времени даже Мириам остыла к любовным утехам. Одна-единственная мысль не давала ни мне, ни ей покоя: «Вода!» Магия все еще не действовала, и Мириам оставалась обычной женщиной, так же, как и я, подверженной жажде и голоду. Но если голод на третий день как-то притупился, то за глоток воды мы готовы были отдать все. И эго не преувеличение. Мне назойливо вспоминался читанный в детстве Майн Рид, у которого моряки, потерпевшие кораблекрушение, утоляли жажду и голод за счет своих же спутников, на которых падал несчастливый жребий. И мысли о съедобности джиннов все чаще приходили мне в голову. Судя по взглядам, которые мне удавалось изредка перехватить, Мириам мучилась тем же вопросом относительно моей персоны. Ночью мы теперь ложились спать подальше друг от друга и просыпались от малейшего шороха.
Холмы ровным строем врезались в осточертевшие нам буро-красные пески. За холмами, насколько видел глаз, простиралось каменистое нагорье, заканчивающееся на горизонте настоящими горными пиками. Мы брели к этим холмам на последнем издыхании, не веря, что выбрались из пустыни, когда впереди что-то блеснуло. Я дернул за рукав еле передвигавшую ноги Мириам и, когда она подняла на меня мутный, ничего не выражающий взгляд, указал на блестевшую впереди нитку.
– Мираж! – безнадежно махнула рукой женщина.
Я схватил ее за руку и, собрав последние силы, потянул к манящей, сверкающей цели. Шагов за сорок до финиша Мириам вдруг вскинула голову, ее ноздри судорожно расширились.
– Вода! Я чую воду! – хрипло произнесла она и устремилась вперед.
Теперь уже мне приходилось цепляться за ее руку,
чтобы не отстать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120