— Просто ужас! — повторила она.
— Все в прошлом, успокойся, пойдем наверх. Она посмотрела на него и словно прочла его мысли.
— Сначала он хотел… а теперь ты? — У нее не было сил продолжать.
— Да, родная. — В голосе его были ласка и понимание. Элизабет-Энн подумала, что так обращается он к ней впервые. — Да, я хочу этого, но совсем по другой причине. Я хочу быть с тобой, потому что люблю и хочу, чтобы этот ужасный случай не обеднил и не отравил твою жизнь, сделав невозможным чудо любви. Ты должна понять, что ничего общего не имеет с любовью то, что было в парке.
— Но мы… мы ведь еще не женаты! — неуверенно проговорила Элизабет-Энн.
Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.
— Мы обязательно поженимся. Завтра я поговорю с тетей и его преподобием. А теперь пришла пора узнать, что такое любовь, и забыть все твои огорчения.
Глаза ее прояснились, они медленно взошли по ступеням и на цыпочках поднялись наверх, в башенку.
7
Это была волшебная ночь, ночь откровений. Они вошли в комнату. Заккес взял ее руки в мокрых перчатках в свои и смотрел на нее не отрываясь. Потом он наклонился и поцеловал ее в нос.
Она почувствовала, как напряглись ее плечи, а по спине, покалывая, пробежал легкий холодок. Казалось, время сначала замедлило свой бег, затем поползло и, наконец, остановилось. Для нее каждый вздох, каждое движение были исполнены какого-то важного смысла. Все было как во сне, и в то же время она отчетливо все видела и слышала. Элизабет-Энн инстинктивно почувствовала, что началась прелюдия к любви, и с облегчением и благодарностью подумала, что ее ждет не исступленная примитивная пляска, но медленный и грациозный вальс. Не важно, что его па были ей незнакомы, партнер вел ее осторожно и бережно.
Их взгляды слились: два оттенка голубизны, светлый и морской волны. Они молчали, глаза их были красноречивее слов. Под его взглядом зрачки ее глаз стали расширяться, лицо загоралось возбуждением.
— Я люблю тебя, — нежно шепнули его губы так тихо, что она сначала подумала, что ей это послышалось. Она смотрела на него не отрываясь, и губы ее слегка подрагивали. Он отпустил ее левую руку и взял обеими руками правую.
Элизабет-Энн коротко вскрикнула, когда он начал тихонько снимать перчатку.
— Нет, — зашептала она в паническом страхе. — О-о, прошу, нет! — Она вырвалась, но он снова еще нежнее взял ее руку и поднес к своим губам. Она с беспокойством наблюдала, как он ее целовал. Элизабет-Энн испытывала двойственное чувство: ей было приятно прикосновение его губ, и в то же время она с ужасом ждала момента, когда он увидит обезображенную кожу руки.
Он склонил голову набок и смотрел на нее торжественно и серьезно, продолжая держать ее за руку.
— Не бойся, — зашептал он. — Я люблю тебя, люблю тебя всю.
Дрожащими губами она попыталась улыбнуться.
Он снимал перчатку медленно и осторожно, словно боясь причинить ей физическую боль. Она отвернулась и зажмурилась, чтобы не видеть жуткого зрелища.
Он поцеловал ее пальцы один за другим, затем ладонь снаружи и внутри. Она медленно повернула голову и открыла глаза.
— Я хочу, чтобы все во мне тебя радовало, — сказала она. — А эти руки… — Она замолчала, не в силах говорить от душевной боли, затем подняла руки вверх.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть, милая, — улыбнулся он и ласково погладил ее по волосам. — Я люблю твои волосы. — Он коснулся указательным пальцем ее носа. — Люблю твой нос. — Заккес наклонился и поцеловал ее руки. — Люблю твои руки, они твои, поэтому я их люблю, понимаешь?
Она нерешительно кивнула.
— Но я не могу… не могу их никому показывать, — горячо зашептала она.
— Но почему?
— Потому… потому что они такие уродливые. Они так обезображены.
— О чем ты? — удивился он. — О чем ты, черт возьми, говоришь?
Она нахмурилась и через силу подняла руку к глазам и внимательно осмотрела. Она была поражена.
— Боже… да ведь все прошло, они нормальные, — выдохнула она. — Заккес, с руками все нормально.
— Я тоже так считаю.
— Но когда же они стали такими?
— А когда ты последний раз на них смотрела?
Неожиданно из ее глаз градом покатились слезы.
— Это было очень давно, несколько лет назад. Ох, Господи, если бы я только знала…
— Но ты теперь об этом знаешь. И это самое главное.
— Все эти долгие мучительные годы я прятала руки. — Она с отчаянием покачала головой. — Если бы я только знала. — Тело ее сотрясали рыдания.
— Ну, что ты, — ласково сказал Заккес, — разве ты не рада, что с руками все в порядке?
Она кивнула и всхлипнула.
— Тогда почему же ты плачешь?
— А потому, дорогой мой, что я тебя сильно люблю. И в первый раз в жизни я так ужасно, невероятно счастлива.
А про себя подумала: «Никогда больше не стану носить перчатки, даже если будет очень холодно». И от этой мысли она снова заплакала. Слезы переполнили глаза и ручьями стекали по щекам.
Он снова склонился к ней и нежно, по одной, слизнул слезинки с ее щек. Затем его губы легонько прошлись по нежному пушку ее щек, отчего она ощутила во всем теле легкую дрожь, словно его губы, коснувшись нервных окончаний, передали им волнение, плавно прокатившееся по всему телу, — точно невидимые пальцы нежно трогали струны арфы. Рот ее полуоткрылся, и она тихонько чувственно застонала. В ней пробуждалась страсть.
Он положил ей руки на плечи и, наклонившись, вдохнул нежные запахи ее тела. Она закрыла глаза и крепко прижалась к нему. Его руки плавно скользнули по ее плечам, рукам, пальцы нежно ласкали кожу, и она ощущала, как ее охватывает волнение; оно тоже шло волнами, но более мощными и частыми, это уже не были легкие трепещущие звуки арфы, но могучие аккорды рояля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116