– Всю мою жизнь. – Линдсей оторвала голову от его плеча и слабо улыбнулась.
– Послушай, – Колин осушил остатки слез, поцеловал ее в лоб и еще крепче обнял Линдсей, – ты не должна принимать слишком близко к сердцу все, что говорил Роуленд. Он довольно вспыльчив и может наговорить лишнего. Но он может быть добрым и понимающим.
– Я знаю. Но он действительно думает обо мне все то, что он сказал.
– Если это может служить некоторым утешением, то я – еще более безнадежный случай. Роуленд время от времени мне об этом напоминает, а если я в плохом настроении, то я тоже припоминаю ему его ошибки. Их немало. Мы все совершаем ошибки, Линдсей, не ты одна.
Он помолчал.
– Хочешь, я расскажу тебе, как чуть было не испортил свою жизнь? Это было, когда погиб мой брат. У меня был старший брат, Эдвард, и я его очень любил. Эдвард был… У Эдварда было все, чего недоставало мне. Он блестяще учился в школе и в Оксфорде, он был необыкновенно умен, остроумен и добр. А отец… отец его боготворил. – Колин набрал в грудь воздуха. – Мой отец – замечательный человек, он всегда был ко мне нежен, всегда поощрял мои попытки, увы безуспешные, стать похожим на Эдварда, но я всегда знал, что Эдварда он любит больше. – Он бросил взгляд на Линдсей. – Когда кого-то любишь больше всего на свете, это невозможно скрыть. Это бросается в глаза.
– Пожалуй. – Линдсей, которая уже перестала плакать, взяла руку Колина в свою. – Дальше, Колин.
– Эдвард погиб в автомобильной катастрофе, как раз перед тем, как я поступил в Оксфорд. Мне даже сейчас трудно говорить о том, что произошло с отцом. За один день он стал стариком. Он был сломлен. Глядя на него, никто бы этого не заметил, потому что он гордый и воспитан в старых традициях. Знаешь, он уверен, что мужчина никогда не должен показывать своих чувств.
– Да, я понимаю.
– Я-то никогда таким не был, это тоже было для меня большой проблемой. Но после смерти Эдварда я дал себе клятву: «Я стану Эдвардом, я верну отцу сына, которого он потерял». Я знал, что это будет очень трудно, но сказал себе, что если буду каждый день трудиться, если вложу все силы в учебу, то чего-нибудь достигну. И знаешь, что получилось? – Он печально улыбнулся. – Я продержался чуть больше месяца. Тогда, видя, что из этого ничего не выходит, я бросился в другую крайность – я вообще перестал работать. Я не ходил на лекции, слонялся по Оксфорду с толпой идиотов, которые мне даже не нравились, и пил. Пил все время. К десяти утра я уже бывал пьян и оставался пьяным весь день. – Он пожал плечами. – Конечно, меня следовало бы выгнать, но они там на удивление терпимы. Возможно, они просто знали об обстоятельствах и закрывали глаза. Но я продолжал опускаться, и в конце концов им пришлось бы меня исключить. Именно тогда я познакомился с Роулендом.
– И Роуленд тебе помог.
– Да. – Колин поморщился. – Довольно суровыми методами. Никакого сочувствия, никаких поблажек. Но он заставил меня понять, что у меня есть выбор – выплыть или пойти на дно, и что этот выбор я должен сделать сам. Конечно, я очень старался переложить ответственность на его плечи. – Он усмехнулся. – И я до сих пор время от времени пытаюсь это делать. Но он не поддавался, так что постепенно я кое-чему научился. Он стал вызывать во мне восхищение. Он мог меня веселить, а мог быть чрезвычайно сухим. Он ставил передо мной трудные задачи, но я жаждал его одобрения, и в конце концов я изменился к лучшему. – Он посмотрел Линдсей в глаза. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: Роуленд заменил мне старшего брата. Это действительно так, я сам знаю. Но он никогда не показывал виду, что тоже так считает, и это его большая заслуга. Он никогда не тычет меня носом в то, что я не могу жить самостоятельно – без опоры.
– Колин, каждому из нас нужна опора. – Линдсей, подхваченная волной горячей симпатии, притянула к себе Колина. – Даже Роуленду она бывает нужна, я уверена. И я не думаю, что он считает, будто ты просто используешь его как костыль. А кроме того, кто сейчас поддерживает меня, причем делает это отлично? Колин, ты себя недооцениваешь, ты слишком плохого мнения о себе.
Она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде было столько нежности и убежденности, что Колин едва не сжал ее в объятиях.
– Наверное, мы оба этим грешим, – сказал он, снова гладя Линдсей по волосам. – Я чувствую то же самое, что и ты. С работой у меня все в порядке, но что касается остального, то я все время чувствую неуверенность и бессилие. То я реагирую слишком бурно, то слишком вяло, то медлю с решениями, то опережаю события. – Он взял Линдсей за руку. – Я всегда словно бегу за последним автобусом, и как раз когда я собираюсь поставить ногу на подножку, он трогается с места – и все пассажиры смеются. Даже если бы я догнал автобус, то оказалось бы, что это не тот маршрут. Мне кажется, что все остальные точно знают, в какой автобус садиться и когда он отходит, а я иногда даже не могу прочесть расписания, не то что на автобус успеть. – Он улыбнулся.
Линдсей была растрогана его искренностью. Она повернула к нему голову.
– Почему ты так думаешь? Я уверена, что это неправда. Колин, мне кажется, ты можешь успеть на любой автобус, какой захочешь. Ты умный, остроумный и добрый.
– И ты тоже. – У Колина дрогнул голос. – И не только это. У тебя прекрасные глаза, и прекрасные волосы, и прекрасный голос. Там, в Оксфорде, я все время на тебя смотрел, я просто глаз не мог от тебя оторвать. И я не видел в тебе никакого ребячества, я видел, что ты можешь быть печальной. Теперь я думаю, что… Да, в тебе есть что-то детское, но это совсем другое, и это очень хорошо. А еще я думаю, что ты необыкновенно женственна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134