Так Эрик Эванс в своей книге цитировал и меня в том числе – я был настолько глуп, что дал согласие встретиться с ним. В те дни – это было незадолго до Второй мировой войны – мои высказывания вызвали такую бурю и так долго продолжали вызывать возмущение, что я наконец решился нарушить обет молчания. Ведь именно мне удалось выяснить, какой недуг поразил Ребекку, именно я обнаружил запись в регистратуре. Но ни одного из этих всезнаек-репортеров не интересовала истинная причина трагедии. Они предпочитали копаться во всяком мусоре.
Мистер Эванс представился мне как опытный репортер уголовной хроники, как человек, который чует, где «собака зарыта». Письмо, направленное мне, было напечатано на фирменном бланке «Дейли телеграф» (как я потом догадался, он его просто стянул). Я не мог не обратить внимания на то, что письмо, изобилующее ошибками и опечатками, производит несолидное впечатление, но отнес все это к небрежности машинистки. Каким же я был дураком, когда поверил, что передо мной истинный «борец за правду». Тогда мое служебное положение так сильно пошатнулось из-за незатухающих слухов в Керрите, что мне пришлось подать в отставку. Но именно поэтому мне следовало быть в тысячу раз осмотрительнее. Через две минуты после встречи с Эвансом я раскусил его и понял, что передо мной просто взбалмошный человек, тут же выставил его вон и сразу же нажил в его лице еще одного врага.
Он описал нашу встречу следующим образом:
1936 год. Ноябрь. Полдень. Полковник Джулиан, до недавнего времени полицейский судья Керрита и Мэндерли, импозантный мужчина, восседал за столом. Его жена Элизабет, болезненного вида женщина, открыла дверь, приглашая посетителя войти, и тотчас исчезла. В комнату вошел Эрик Эванс – мужчина пятидесяти лет, сухощавый, в круглых очках, с северным акцентом и фанатичным блеском в глазах. Он нес саквояж, который тотчас открыл. В саквояже лежали газетные вырезки, фотографии Ребекки де Уинтер, купленные в местных киосках, и рукопись книги, которую, как заявил автор, он назвал «Тайна Мэндерли». Эрик сел в кресло и посмотрел на Баркера – молодого пса полковника. Пес зарычал. Не вынимая ни блокнота, ни ручки, гость тотчас принялся задавать вопросы: Эванс. Это ведь было убийство?
Полковник (после паузы). Я надеялся, что вы ознакомились с вердиктом суда: самоубийство.
Эванс. Это сделал ее муж. Любому дураку это ясно.
Полковник (спокойно). Вам известен закон нашей страны о клевете, мистер Эванс?
Эванс. Кто был любовником Ребекки? Муж застал их на месте преступления?
Полковник (еще сдержаннее). Вы утверждаете, что работаете в «Телеграфе»?
Эванс. Здесь явно имел место сговор, и преступника покрывали. Вы находили только те факты, которые подтверждали невиновность вашего друга де Уинтера. Я не стану молчать! Это бесчестно! (Эванс удаляется, преследуемый собакой.)
В этом описании все выглядит преувеличенно напыщенным (но на то и существуют романы), тем не менее многое в нем достаточно близко к истине. И Эванс действительно не стал молчать. Он шел напролом. Из года в год он публиковал статью за статьей – их набралось около шестнадцати, потом написал книгу «Тайна Мэндерли», тотчас ставшую бестселлером.
Эванс отравил мне жизнь, поставив на конвейер, превратив в своего рода индустрию – такого рода публикации, пока не умер в своей постели от попавшего в дом снаряда. (Есть же бог на свете!) Он кропал свои пасквили и натворил много бед. Горючим для его произведений неизменно становились секс и смерть, он, не задумываясь, сплавлял их воедино. Что получалось? Фейерверк. Он превратил Ребекку в легенду, а ее смерть – в миф.
В папке нашлись его первые опусы, вышедшие вскоре после нашей встречи, которые относились к 1937 году. Кто-то – подозреваю, что это был Джек Фейвел, – много чего наговорил Эвансу. Несмотря на явную предубежденность, площадную вульгарность, желание очернить любого без всяких на то доказательств, непристойную похабщину и полнейшую глупость, статья произвела сильное впечатление. Она обрекла Ребекку, Максима и меня на вечное любопытство. Его описания весьма отдаленно соответствовали тому, что мы на самом деле говорили и как мы поступали. Они стали кривым зеркалом, перед которым я – единственный из всех, кто остался в живых, – теперь стоял и смотрел на отраженную в нем картину и не узнавал на ней никого. Но кому было дело до того, что я думаю?
«И если я собрался рассказать правду, то это задание под силу только Гераклу», – подумал я, пробежав глазами по измышлениям Эванса. Вся беда в том – этого я не мог не признать, – что кое-какие вопросы назойливого репортера имели под собой основание. И его приемы в чем-то были намного действеннее, чем мои. «О времена, о нравы!» – подумал я. Мое намерение возникло и под влиянием «расследований» Эванса, и я собирался воспользоваться статьей, с которой начался миф о Ребекке.
«Ночью 12 апреля 1931 года произошло то, что до сих пор остается неразгаданной тайной. События той ночи и последовавшая за ними драма предоставили исследователям классическое загадочное преступление: кем была прелестная Ребекка, хозяйка легендарного загородного особняка Мэндерли? Что произошло перед тем, как она исчезла столь таинственным образом в тот апрельский вечер, и кто виновник ее смерти?
К моменту исчезновения Ребекка де Уинтер уже пять лет была замужем. Ее муж Максимилиан (известный как Максим) из старинного рода – он мог проследить генеалогические корни до XI столетия и даже дальше. Мэндерли – достопримечательный особняк – располагался в уединенном месте на берегу моря. Он возродился заново благодаря энергии и вкусу его новой хозяйки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153