Зальчик в «Голубом чайнике» был забит до отказа, поэтому мы прошли в заднюю половину кафе – пристройку, где народу оказалось поменьше, и сели за столик, покрытый кружевной скатертью. На окнах висели кружевные занавески, а на полках стояли чашки, блюдца и десертные тарелочки, расписанные букетиками роз. Престарелая официантка в кружевной наколке и фартучке принесла нам домашнее печенье и чашки с ароматным напитком. В этом уютном мирке я чувствовал себя, как иностранец за границей, но зато именно здесь Джоселин сообщила мне нечто такое, что заставило меня забыть и о неловкости, и обо всем на свете.
До того мне никогда не удавалось разговаривать только с одной из сестер. Обычно они встречали меня вдвоем. И вот сейчас я обнаружил, что Джоселин, когда строгая сестра постоянно не одергивала ее, способна на большую откровенность. К тому же она была более мягкосердной, это я всегда ощущал, и склонной сочувствовать другим. А сегодня я открыл и другие свойства ее характера: у нее было сильно развито чувство материнства.
Выпив кофе, она засыпала меня расспросами:
– А теперь, дорогой мой, признайтесь, чем вы огорчены и обеспокоены – это из-за полковника Джулиана или из-за дорогой Элли? Я уверена, что Артур поправится, он очень волевой человек… Элли сказала, что обследование, которое он должен сегодня пройти, всего лишь рутинная процедура – так положено делать, и ничего более…
Она помолчала, но я понимал, что она не удовлетворена объяснением, которое сама дала за меня.
– Как печально, – с рассеянным видом продолжила она все тем же теплым тоном. – Элли такая сильная натура. И очень самоотверженная. К сожалению, отец – человек сложный и трудный в общении. С ним очень непросто, думаю, что вы и сами успели это заметить. Но его беспокоит ее будущее, конечно, так же, как и нас. Что произойдет, когда он умрет? Ведь мы должны быть реалистами и понимать: рано или поздно это все же случится – мы все там будем.
Она негромко вздохнула и покачала головой:
– Видите ли, если что-то случится с Артуром, что делать бедной Элли? Жить одной в таком большом доме? Скорее всего, «Сосны» придется продать – и на его месте выстроят какое-нибудь современное здание. Я говорила Элинор: «Надеюсь, мы не доживем до этого момента и не увидим перемен». – Она похлопала меня по руке. – Будем надеяться, что это случится не столь скоро. Расскажите мне про вашу поездку в Лондон, что там вас так огорчило?
Немного помедлив, я, непонятно по каким причинам, быть может, под влиянием симпатии и мягкости, или давней моей приязни к ней, или общей атмосферы благожелательности, царившей в кафе, выложил все. Я был намного откровеннее, чем до сих пор, и даже объяснил, почему так упорно занимаюсь этими поисками, почему они так задевают меня, как значимы для моего самоощущения и о том разочаровании, которое я испытал уже не раз, упираясь в тупик. Я не рассказал всего, но Джоселин многое угадала. Она слушала предельно внимательно и ни разу не перебила меня.
А когда мое сбивчивое эмоциональное повествование подошло к концу, Джоселин вздохнула:
– Мы с Элинор с самого начала догадывались, как много это значит для вас и что это такое – попытка воскресить мертвых, расспрашивая о прошлом. Мы отчасти пережили нечто подобное с Элинор, когда попробовали восстановить собственную семейную хронику: в семье многое скрывают друг от друга, и не всегда возможно добиться правды. Вам подсовывают мифы и легенды, которые вы слышали в детстве и поверили им, а потом… Впрочем, это не имеет значения.
Она отвернулась, и я подумал: интересно, о ком она пыталась навести справки в своей семье. «Воскрешение мертвых», как она верно сказала, – вот чем я занимался все это время.
– Даже если вы найдете миссис Дэнверс, – продолжала Джоселин, – что вам это даст? Конечно, у нее еще могут оставаться какие-то вещи, принадлежавшие когда-то Ребекке, но я не уверена, что разговор с ней поможет вам. Эдит всегда отличалась странностями. Моя сестра относилась к ней, как к своего рода вампиру, поскольку Эдит никогда не жила своей собственной жизнью и словно бы подпитывалась энергией Ребекки. Для нее существовала одна тема для разговора – Ребекка. Говоря о ней, она переживала неестественное воодушевление, словно наркоман, получивший свою дозу. Только в такие минут она оживлялась… Правда, надо сказать, Эдит Дэнверс с детства отличалась странностями.
Слова ее поразили меня как гром среди ясного неба. Ни в ее словах, ни в словах ее сестры никогда не проскальзывал даже намек на то, что они знали Эдит Дэнверс до ее приезда в Мэндерли.
– С детства? – невольно повторил я следом за ней.
– Да, ведь она начинала служить у нас. Поступила одной из горничных к маме. Мы тогда жили в «Сант-Винноуз», – запнувшись, продолжила Джоселин. – Но задержалась у нас недолго, маме она чем-то не приглянулась, да и остальная прислуга не ладила с ней. Эдит исполнилось лет шестнадцать или пятнадцать, она была ненамного старше Элинор. И мама взяла ее, так сказать, на пробу, поскольку любила ее мать.
– Она знала мать Эдит? Миллисент Дэнверс?
– Конечно, и очень хорошо. Миллисент служила у нас долгое время и ушла только после того, как вышла замуж – она уже была в годах – и переехала в свой дом, который после смерти мужа стала сдавать приезжим. А до того как обзавелась своей семьей, служила у нас няней и даже ухаживала за моей мамой: старшей из сестер Гренвил. Кроме моей мамы, Евангелины, была еще бедная Вирджиния, которая вышла замуж за Лайонела де Уинтера и очень рано умерла, а еще младшая – Изольда. Сестры славились своей красотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153