И поэтому я собираюсь в пятницу поехать в Лондон.
– Что ж, надеюсь, вы не забудете про мои советы. Не стоит доверять тому, что говорил Фриц, но еще меньше вы можете доверять словам Фейвела. Он наговорит массу гадостей, и вам придется разгребать громадную навозную кучу, чтобы найти крупицу правды. Будьте более пристрастны к тем, кого считают главными свидетелями происшествия.
– Да, вы уже говорили об этом, – ответил Грей. – И я всегда помню ваши слова. Признаться, я и сам придерживаюсь такого же мнения.
Он говорил сухо и сдержанно. Настолько сухо, что это уже можно было счесть иронией. Но я не мог понять, откуда она?
И сам собирался перейти на такой же сдержанный тон, если бы в этот момент дочь не позвала нас к столу.
– Элли, дорогая, позволь, я налью и тебе вишневой настойки. Я уже начал ломать голову, куда ты запропастилась, – сказал я.
Мне нечего было ломать голову, поскольку я доподлинно знал, что она на кухне и готовит еду. Элли считала, что нам незачем делать вид, будто этим занимается кто-то другой, а не она сама. Приготовить еду на двоих – много ли усилий для этого надо? Но мне было неловко, что дочь вынуждена обходиться без прислуги.
Быть может, если бы я вырос в другое время, меня бы меньше смущало то, что моей пенсии не хватает на то, чтобы содержать кухарку, и я бы не так стыдился того, что дочь сама ведет хозяйство. Но мне не хотелось, чтобы посторонние догадывались о таких вещах.
Элли, слегка порозовев от смущения, внимательно посмотрела на Грея. Она очень заботилась обо мне и пыталась понять, не насмехается ли наш гость надо мной.
– Не думаю, что мне стоит начинать с настойки, папа. Она, конечно, очень вкусная, но…
– А я бы вам посоветовал попробовать ее, – сказал Грей и улыбнулся Элли.
– В самом деле? – заколебалась она. – Ну что ж, тогда только один-два глоточка, чтобы я не опьянела.
Она произнесла это очень мило, и мне показалось, ее слова тронули Грея – я заметил выражение, промелькнувшее в его глазах. Его сдержанность и сухость тотчас исчезли, на смену им пришла теплота. Он начал шутить, и я, несмотря на его возражения, подлил настойки в его бокал.
Минут через десять Элли сказала, что пирог не может больше ждать, и мы все вместе направились к красиво сервированному столу.
И все время, пока мы пробовали стряпню Элли, я думал о том, что Грея трудно заставить рассказать то, что ему хочется утаить. Наверное, еще труднее, чем заставить меня открыться собеседнику. И еще о том, что он явно что-то скрывает. Вопрос в том, что именно…
7
Все, что произошло после ленча, мне представляется очень значительным и важным. Поэтому я счел нужным записать все по свежим следам, чтобы не упустить деталей.
Сначала я отводил Грею не очень значительную роль в моих изысканиях – что-то вроде секретаря. Своего рода доктор Ватсон при Шерлоке Холмсе. Но последующие события показали, что, напротив, именно он занял ведущее положение в расследовании. И мне пришлось смириться с этим. Поэтому я считаю нужным именно сейчас рассказать о нем поподробнее.
Грей появился в Керрите примерно полгода назад, когда мои дела пошли наихудшим образом. У меня вдруг закружилась голова, и я даже потерял сознание. Наш врач, прекрасный диагност, но любитель поднимать тревогу по пустякам, пришел к выводу, что произошел сердечный приступ. Я не согласился с ним и до сих пор остаюсь при своем мнении, но разве кто-то прислушивается к тому, что говорит пациент?
Врач выписал мне кучу лекарств, которые я должен был принимать и которые мало что меняли в моем состоянии. Поскольку я никогда не относился к числу послушных пациентов, все это только усложняло дело. Необходимость следить за своим здоровьем раздражала меня, беспокойство только усиливалось, меня стали преследовать кошмары по ночам, и все это привело к жесточайшей депрессии. Да и зима выдалась в этот год ненастная: все время шли дожди – день за днем, и я почти все время был вынужден сидеть у камина. Мне не оставалось ничего, только вспоминать Ребекку, размышлять, какие ошибки я совершил, и сожалеть о них.
Я доставил массу хлопот моей бедной, заботливой Элли и осознавал это. Казалось бы, болезнь должна была пробудить во мне великодушие, но, к сожалению, вышло наоборот. Характер мой заметно испортился. Я сам себе не нравился, и я видел, что Элли это очень огорчает. Она обратилась за советом к моим старым друзьям – сестрам Бриггс, дочерям Евангелины Гренвил. Они не остались равнодушными, и в результате в один прекрасный день, в середине декабря, в Керрите появился Теренс Грей.
В кабинет вошел высокий темноволосый молодой человек и крепко пожал мне руку. В его произношении угадывался едва уловимый шотландский акцент. Как он признался, его интересовала история этого края. Он, по словам сестер Бриггс, давно мечтал встретиться со мной и услышать из моих уст рассказы о Мэндерли. Они были рады, что могут познакомить нас. Я не очень поверил их словам, потому что заметил, как порозовела Элли, когда они знакомились. И то, что сестры Бриггс тоже заметили ее смущение, меня рассердило. Я сделал вывод, что они пригласили Грея не для беседы со мной, а чтобы оказать услугу Элли, поэтому держался с ним предельно сухо, если не сказать хуже.
После ухода Грея мы с Элли едва не поссорились, что случалось крайне редко. Я отозвался крайне презрительно об акценте нашего гостя, о его костюме, стрижке, его манерах и так далее. Мои замечания почему-то вывели Элли из себя. Она заявила, что я сноб, что я отстал от времени и что стыдно так поспешно и свысока судить о людях. Элли пережарила хлеб к завтраку, и он был испорчен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153