Удивительная внешность Коррин очень рано стала темой для разговоров. Некоторые наши соседи, вроде Бениты Томас и Колин Демерест очень откровенно высказывали свои мысли, точнее, зависть. Когда я остановилась, чтобы побеседовать с ними и некоторыми другими гостями, то обнаружила, что они детально обсуждают одну из фотографий Коррин.— Она многое унаследовала от Малькольма, — сказала Бенита, — но почти ничего от вас.Я вновь, как и много лет назад, на первом светском приеме в честь нашей с Малькольмом свадьбы, почувствовала желание элиты вирггинского общества высмеять меня и поставить в дурацкое положение. Я решительно встала на защиту Коррин, стремясь не допустить того, чтобы происшедшее со мной когда-нибудь коснулось ее ушей.— Я уверена, что она будет стройной и неотразимой, но достаточно высокой, — прибавила Коррин, сделав ударение на слове «высокой».Некоторые из женщин отвернулись, чтобы спрятать свои усмешки и ухмылки, но я старалась держаться суровой и не реагировать ни на что. У них не было таких дочерей, как у меня. Они скоро это поймут.С усмешкой я добавила:— Да, я с уверенностью могу утверждать, что у нее мой характер. Она не плачет и не хнычет, она не будет слабой и беззащитной, как большинство современных женщин. Я уверена, что ей передастся моя наблюдательность и любознательность, когда она повзрослеет, и она не будет болтать попусту.Я отошла, а они так и остались стоять с открытыми ртами.Многие гости отмечали незаурядную красоту Коррин, но особенно поражали всех ее голубые глаза и золотистые волосы, перешедшие по наследству от Фок-свортов.Я сопровождала Дороти Кэмпден, муж которой был президентом крупной текстильной компании, ее собирался купить Малькольм, и я слышала, как она убеждала кого-то, что Коррин является доказательством того, что дети чаще наследуют внешность и характер своих бабушек и дедушек, чем прямых родителей.— А для данного ребенка это — просто дар неба, — отметила она, — особенно, если принять во внимание данные ее матери.Все в кружке, собравшемся вокруг нее, зашептались, когда я подошла к ним сразу после этой фразы.— В каком смысле — дар, Дороти? — спросила я.Она была маленькой женщиной средних лет, постоянно боровшейся с возрастом, подкрашивавшей волосы, молодящейся, надевающей самые модные наряды, применявшей загадочные эликсиры и кремы, чтобы избавиться от морщин. Я склонилась над ней, и она попятилась назад, приложив руки к горлу, словно я собиралась задушить ее.— Да… я… я лишь хотела сказать, что девочка очень похожа на мать Малькольма.— Я и не думала, Дороти, что ты настолько стара, что помнишь его мать.— Да, конечно, помню, — сказала она, отводя глаза в сторону.Она ждала, чтобы кто-нибудь пришел к ней на помощь. Мне так нравилось ставить их в безвыходное положение.— Да, конечно, дети меняются с возрастом, не так ли? Разве сейчас кто-нибудь узнал бы тебя на детских фотографиях? Вряд ли.И тут же я прижала палец к губам, словно допустила чудовищную оговорку.— О, прости меня, Дороти. Разве фотография уже существовала в пору твоего детства?— Как? Что? Почему? …Конечно, я…— Извини, — коротко ответила я. — Я вижу, что прибыло семейство Мэрфи, — и тут же я направилась навстречу гостям, оставив ее запинающуюся и заикающуюся.— Какая бестактность, — сказал кто-то из гостей, и они окружили ее, словно цыплята раненую наседку.Я вращалась среди гостей, порой встревая в подобные беседы в тот самый момент, когда в мой адрес отпускалась какая-нибудь гадость. Мне нравилось класть приманку и затем ловить на крючок этих бестактных кумушек. Не успев побеседовать и с половиной гостей, я почувствовала, что многие уже возненавидели меня. Однако, мне было все равно. Теперь у меня была Коррин, и я стала знаменитой матерью самого очаровательного ребенка в штате.Слухи о моем поведении дошли до Малькольма, и он затащил меня к себе в библиотеку. Я вспомнила, как в тот первый злополучный вечер он также уединился в библиотеке с той «девочкой-подростком». Это вспыхнули мои прежние обиды, я не намерена была больше терпеть его вспышки и выходки.— Что может быть такого срочного, что не терпит отлагательств? — потребовала я.— Это ты и твое поведение, — сказал он, а глаза его расширились и налились кровью. Шампанское ударило ему в голову.— Поведение? Мое? — я знала, что он имеет в виду, но притворялась несведущей и невинной.— Ты оскорбляешь этих женщин, раскрываешь перед ними свои чувства, оскорбляешь жен моих известных деловых партнеров, — добавил он с таким возмущением, словно я изрыгала богохульство перед лицом священника.— Что касается меня, то весь этот так называемый высший цвет…— Мне наплевать на то, что ты считаешь. Я не позволю тебе испортить вечер. Это подарок Коррин. Мы проводим его для Коррин. Мы хотим дать ей хорошее начало, а не тебе!— Коррин? Ты с ума сошел? Она моя дочь, но она — еще малютка. Я не хочу, чтобы она стала такой же пустой и легкомысленной, как большинство собравшихся здесь женщин — такой, как твоя мать. И, кроме того, она даже не подозревает о том, что мы здесь устраиваем. А все затраты на такую крошку, какой бы чудесной и бесценной она не была… это… грешно.— Это не грешно, — ответил он, вдавливая сжатую в кулак правую руку в свою ладонь.Я никогда не видела, чтобы он прежде так яростно спорил.— Это то, чего она заслуживает!— Заслуживает? — я чуть не рассмеялась.— Ты ревнуешь, — сказал он, указывая пальцем на меня. — Ты ревнуешь к младенцу. Ты ревнуешь к Алисии за то, что она родила такую чудесную малышку, ты завидуешь ее голубым глазам, золотым волосам и изумительному цвету лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97