Он сидел на противоположном конце стола и читал утреннюю газету, даже не обращая внимания на меня. Когда нам подали кофе, я спросила его напрямик.— Ты слышал что-нибудь необычное прошлой ночью? Он отложил газету, а на лице его возникло странное выражение.— Что ты имеешь в виду под словом «необычное»? — поинтересовался он, словно это было иностранное слово.— Похожее на шаги в северном крыле здания.Он посмотрел на меня, а затем непостижимым взглядом куда-то в сторону, потом наклонился ко мне и заговорил едва слышно:— Ведь дверь заперта, не так ли? Она ведь не может выйти оттуда?— Конечно, нет. Но это не означает, что к ней нельзя войти, — ответила я так же еле слышно.— На что ты намекаешь? — спросил он, внезапно отпрянув назад.— Ты не нарушил наш уговор? — спросила я.— Уверяю тебя, мне незачем терять время в бесцельных блужданиях по дому. Я надеюсь, что и тебе есть чем заняться, кроме как, притаившись, следить за тем, кто нарушает установленные тобой правила, как ты выразилась.— Мне незачем прятаться. В этом доме меня волнует только одно место, — сказала я, и лицо мое вновь нахмурилось.Он не выдержал моего резкого взгляда и покачал головой.— Тебе кто-нибудь что-нибудь передал? Сочинил? Женщина, которая весь день сидит взаперти, поневоле начнет грезить, — прибавил он с язвительной улыбкой.Губы его раздвинулись в презрительной кошачьей ухмылке.— Откуда тебе известно, что она грезит, — быстро спросила я.— Ах, Оливия, оставь пожалуйста эти глупые попытки игры в сыщика. Ты не найдешь отпечатков моих пальцев в этой комнате.Он взял в руки газету и развернул ее, успев показать мне свою презрительную усмешку.— Я надеюсь, — сказала я.Если он и был встревожен, то не показал виду. Он продолжал читать, закончил завтрак как обычно и отправился на paботy, оставив меня хранителем того безумия, которое он сам создал. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК Когда засохла, пожухла и опала пышная зелень лета, а деревья вытянули свои обнаженные ветви, моя ложная беременность стала расти. Все лето я бродила по дому, подбирая подушки различной формы и размера, чтобы инсценировать ложную беременность. Я нашла подушку в гостиной, которая подошла бы для трехмесячной беременности. Но Фоксворт Холл был таким суровым и неприветливым домом, что к седьмому месяцу, когда ребенок должен был бы стать уже большим, мне пришлось взять легкую подушку из лебединой комнаты, чтобы точнее инсценировать беременность в этот период. И все же я согласилась продолжить игру, в которой мне предстояло родить малыша уже в декабре. По иронии судьбы ребенок должен был появиться на свет в Рождество.Как только мое «положение» стало заметным, следовало объяснить то, что должно было случиться Малу и Джоэлю. Они по моему настоянию поступили в школу-интернат в Чарльзтоне в начале сентября. Кристофер оставался дома со мной. Я очень скучала по своим сыновьям, когда их не было дома, а Кристофер скучал по маме, поэтому мы очень быстро подружились, почти как настоящие мать и сын. Я молилась на него утром, днем и вечером. Он был единственной радостью в моей жизни на протяжении этих долгих и трудных месяцев. Мы вместе играли, но Кристофер настаивал, чтобы я изображала добрую колдунью. Пока план развивался, я все больше и больше ощущала, что это Божий «дар, ниспосланный мне свыше, как и Кристофер, который тоже был подарен мне небом. Я решила сообщить детям о рождении малыша в день Благодарения.Так как теперь у нас осталось лишь двое слуг, то все утро я была занята приготовлением праздничного обеда. К полудню, когда пришло время садиться за стол, я едва держалась на ногах, в полной мере ощущая «тяжесть моей беременности». Пока Малькольм разрезал великолепно испеченную индейку, я подняла свой хрустальный бокал и постучала по нему ложкой.— Мальчики, мальчики, в этот радостный день я должна сообщить вам нечто очень важное. Вы, вероятно, заметили, что в последнее время моя фигура несколько изменилась. Здесь и скрывается тайна. Скоро в нашем доме родится еще один ребенок, особенный ребенок, который должен появиться под самое Рождество. Воистину Бог преподносит нам в этом году особенный Рождественский подарок.Малькольм отбросил в сторону нож, его лицо покраснело, и он с яростью взглянул на меня:— Оливия, об этом должен был объявить я сам. Как смеешь ты брать на себя такую роль!Глаза мои сузились, и я посмотрела на Малькольма взглядом, холодным, как ноябрьский ветер, что разгонял опавшие листья за окном.— Как мы с тобой договорились, Малькольм, ты согласился с тем, что я буду решать все вопросы, касающиеся рождения младенца.— Мама, а кто это будет — девочка или мальчик? — перебил меня Джоэль.— Не будь таким глупым, — заговорил Мал, — этого никто не знает, пока ребенок не родится.Мал становился все более похожим на Малькольма. Он любил казаться умнее, красивее и часто показывал свою власть над младшим братом. Кристофер разревелся.— Пожалуйста, Оливия, я никого больше не хочу. Я не хочу, чтобы малыш отнял тебя у меня. Я не хочу потерять еще одну мамочку, — засопел он.Я утешила его и сказала:— Никто мне не заменит тебя, Кристофер, ни мальчик, ни девочка.— У нас будет девочка, — заревел Малькольм.Он посмотрел на меня и сосредоточенно продолжал разрезать индейку с ожесточенным усердием, направленным против меня. Ярость Малькольма омрачила праздничный обед. Мы ели молча, мальчики, казалось, были запуганы, Кристофер молча смотрел на меня и, казалось, умолял помочь ему. Малькольм то и дело выговаривал сыновьям за то, что они не умеют правильно держать вилки и ножи. Почему он не мог оставить их в покое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97