Она была довольно далеко, и я решила, что ее жесты были следствием ее волнения. Темная туча закрыла солнце, и я видела лишь ее машущие руки, словно крошечные голубки, кланявшиеся мне, и эти голубые глаза, словно светящиеся сапфиры на ее бледном лице. О, если бы я знала! Если бы я знала, что видели сейчас эти прекрасные голубые глаза!— Мама! Папочка! Мама! Папочка! Я подбежала к ней. Я знала, что случилось нечто ужасное.— Малькольм, — закричала я, — Малькольм, быстрее ко мне!Коррин застыла, упала на колени и заплакала.— Коррин! — закричал Малькольм. — Девочка моя, дорогая, что случилось? Ты ушиблась? О, Боже мой!— О, папочка, папочка. Это — Мал. Это — Мал, он… о, Боже мой, о, Боже мой, — зарыдала она.— С тобой все в порядке, моя драгоценная? — зарыдал Малькольм, прижимая ее к себе.— Что случилось с Малом? Что случилось с моим сыном? — завопила я.— Он… мы… о, Боже мой, мама, он попросил меня слезть, а сам… он… он… ехал так быстро, о, мама.— Где мой сын!— Мотоцикл просто взревел, мама. Все произошло так внезапно. Мал ехал под гору и вдруг…— Да? — закричала я чужим голосом. Он звенел, как звериный вой.— А затем мотоцикл, казалось, взлетел, и через мгновение я увидела, как он срывается с уступа в пропасть и о, Боже мой… раздался страшный взрыв и поднялось огромное облако из пыли и дыма, и я побежала домой за папочкой.Я побежала вперед по проселочной дороге, а затем по шоссе.— Мал, мой любимый сынок, мой Мал!Я увидела, как поднимается огромное черное облако. На дне ущелья полыхал яркий, словно полуденное солнце, костер. Я хотела бежать туда, вниз, к сыну, но Малькольм с силой удерживал меня.— Остановись, Оливия, ты уже ничем не сможешь помочь ему, — произнес муж холодным и отрывистым голосом.Я стала царапать его руки ногтями, словно безумная. Я должна была увидеть Мала.— Это — мой сын, — закричала я. — Я должна его спасти!Малькольм тряс меня, тряс меня, пока смотрел на клубы черного дыма, которые валили из глубокого оврага. Затем он взглянул на небо, которое вдруг стало далеким и холодным. Он опустил меня на землю и стал обнимать Коррин, которая молча плакала. Она видела, как из оврага поднимается столб черного дыма, окрасивший небо в черный цвет.Этот черный дым не только закрыл солнце, но и омрачил всю мою дальнейшую жизнь. Мал. Мой первый сын. Моя первая любовь. Мал. Я хотела грызть землю, добраться до центра земли, уничтожить весь мир, чтобы ничего не осталось. Малькольм и Коррин в изумлении смотрели на меня, им тяжело было нести мою печаль, так она была горька.— Я должна идти к нему, — настойчиво твердила я, вставая на ноги, но Коррин обхватила меня руками, а Малькольм посмотрел на меня таким ледяным взглядом, словно хотел сжечь и испепелить мою душу.— Слишком поздно, Оливия. Ты упустила своего сына. Мал умер.Бог дает и Бог призывает к себе.В тот день, когда мы хоронили Малькольма, казалось, весь мир скорбел вместе с нами. Небо было темным и страшным, вдалеке слышались раскаты грома, как будто Бог воплощал свой приговор, напоминая нам, что он всемогущ и может уничтожить всех смертных муравьишек одним своим выдохом. На похоронах были сотни скорбящих — друзья Мала и Джоэля, подруги Коррин, деловые партнеры и приятели Малькольма. С моей стороны был только один плакальщик — Джон Эмос, мой последний и самый верный родственник, который совершил утомительное длинное путешествие из Коннектикута, как только получил мою телеграмму. Мы поддерживали переписку долгие годы, и на моих глазах Джон Эмос стал проповедником слова Божьего. В тот день он отправлял траурную панихиду по моему любимому и дорогому Малу.Безгласный крик, что раздирал мою грудь на протяжении трех дней, нельзя было успокоить проникновенными словами Джона Эмоса.— Наш возлюбленный Мал отошел в лучший мир. Его истинный отец призвал его к себе на грудь в расцвете юности, и отныне эта невинная душа обретет вечный покой. Его Отец воистину затребовал его.Малькольм посмотрел на меня ледяным взглядом, его блуждающие голубые глаза стремились пробуравить мою черную вуаль. Мы стояли у ската могильной ямы, между нами стояли Коррин и Джоэл. Джоэл ухватился за мою руку, а Коррин держала руку отца. За два долгих дня, что минули со дня ужасной трагедии, Малькольм не произнес ни слова, но я могла понять по его взгляду, что в смерти сына он винит лишь меня, молчаливо упрекая меня в том, что если бы я не ослушалась его и не позволила бы Малу купить мотоцикл, мой дорогой сын остался бы со мной. О, как это было несправедливо, что Мала отняли у меня. Я хотела отрезать себе волосы, вырвать руки и ноги, я умоляла Бога призвать меня и вернуть мне Мала. Мир распался, и всю вину я возлагала на себя. Неужели Малькольм был настолько всемогущ, что мог заручиться помощью Бога, чтобы наказать тех, кто бросил ему вызов? Я пребывала в уединении в своей комнате, Коррин и Джоэл приходили иногда, чтобы утешить меня, хотя они также очень сильно переживали.Но как я могла утешить их? Мал умер. Мал умер! Мой дорогой и любимый сын умер! И в памяти вдруг всплыла сцена, когда, стоя в детской, он смотрел на меня своими пытливыми глазами, лицо его было вполне серьезно, его осанка была прямая.— А папа покатает нас на машине? — спросил он. — Он обещал нам.— Не знаю, Мал. Он часто дает обещания, а потом забывает о них.— Почему он тогда не записывает их? — спросил мальчик.У него был логический ум даже тогда, в раннем детстве. И вот он умер.Когда застучали капли дождя, и раздались раскаты грома, которые все нарастали и усиливались, моего дорогого Мала опустили в могилу и один за другим, Малькольм, я, Джоэл и Коррин подходили, брали горсть земли и бросали ее на гроб сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97