«Малыш» горит, твердый как камень. Сейчас буду весь мокрый. Только бы успокоиться и уйти отсюда. Я опускаю голову, надо поскорее уйти, пока это не случилось. Но она уже здесь, вошла бесшумно. Обновленная Дафи, причесанная, благоухающая, лицо вымыто. Я вскакиваю, немедленно бежать.
– Я должен идти.
– Почему? Подожди папу…
– Но он все не идет…
– Придет… Поешь что-нибудь. Помнишь, как я кормила тебя тогда, что, не понравилось тебе?
И отчаяние сменяется надеждой. Она просто умоляет меня. «Хорошо», – гордо соглашаюсь я, словно делаю ей одолжение. Она надевает халат и идет на кухню, а я беру «Пер Гюнта» и захожу в уборную, писаю медленно и долго, смачиваю его немного водой, обмахиваю книгой и жду, чтобы он принял свои обычные размеры. Тем временем читаю «Пер Гюнта» и ничего не понимаю. Совсем отупел. Смотрю на мрачную рожу, отражающуюся в зеркале, умываюсь, выдавливаю на палец пасту и чищу зубы, причесываюсь, опрыскиваю себя чуть-чуть одеколоном. И вдруг мне приходит в голову мысль: «Может быть, и она немного любит меня?» Почему бы и нет?
И мы устроили пир на славу. Ели в гостиной, на белой скатерти и из парадной посуды. В центре я поставила горящую свечу, как показывают в кино, а меню приготовила такое: сварила гороховый суп из полуфабриката, сделала огромное количество салата из помидоров и огурцов и положила в него кучу всяких специй, подала тхину, поджарила четыре мясные котлеты с картошкой, тоже из полуфабрикатов, открыла банку с ананасами, а на кусочки ананаса положила мороженое и сверху посыпала тертым шоколадом. А под конец он помог мне сварить кофе, и я подала к нему вкусные пирожные. Он съел все с превеликим удовольствием, а потом спросил меня о «Пер Гюнте», и я рассказала ему содержание до того места, до которого мы дошли на уроке.
И она подала гороховый суп, салат из тхины, котлеты с чипсами и ананас с мороженым, посыпанным шоколадными крошками. Я помог ей сварить кофе, и она принесла отличные пирожные. Мы сидели в гостиной, у стола, накрытого как в кинофильмах, с горящей свечой посередине, в разгар дня, но из-за опущенных жалюзи в комнате был полумрак. Я спросил о пьесе, которую она читала, и она рассказала мне ее содержание. До чего же чудесно слушать ее и есть приготовленные ею блюда. Я знаю, что никогда не забуду ее, до самой смерти. И тогда раздался звонок в дверь. Я сказал себе: «Вот и все, это конец». Но это не был конец.
И вдруг в самом конце нашей трапезы раздается звонок в дверь. Я пошла открывать и чуть не свалилась. Шварци собственной персоной, с палочкой, все еще с белой повязкой, уже немного загрязнившейся, на голове. Сладко улыбается, проклятая лисица, так и лезет в квартиру, но я придерживаю дверь, чтобы он не увидел стол и Наима.
– Дафи, ты больна?
И он туда же. Если столько людей думают, что я больна, может, я и на самом деле больна?
– Нет… с чего это вы взяли?
– Мама дома?
– Нет.
– Где она?
– Поехала в Иерусалим.
– В Иерусалим? Что случилось?
– Не знаю. Уехала рано утром. Папа там.
– А… вот оно что. В гараже сказали, что вчера и сегодня он не появлялся. Случилось что-нибудь?
– Не знаю.
– Я просто беспокоился. Мама не пришла сегодня в школу и ничего не сказала, никогда с ней такого не бывало. Пытались позвонить сюда, но никто не отвечает. Когда ты вернулась?
– Я не вернулась… все время была дома… просто отключила телефон…
– А… – Он смотрит на меня как-то насмешливо. – Почему, если можно спросить…
Спросить-то можно…
– Просто так…
Я уже не в твоей власти, господин. Выгнал меня перед самым концом учебного года. Сейчас заплатишь за это.
А он все стремится проникнуть внутрь, так и лезет вперед.
– Надеюсь, ничего не случилось… я и правда беспокоился… Она ничего не велела передать мне?
Тут я стала смутно припоминать, что она говорила мне что-то рано утром.
– Что она сказала?
– Что не придет сегодня в школу.
– Так почему же ты не позвонила?
– Забыла.
Так прямо ему в морду и сказала.
– Забыла?
– Да.
Я теперь от тебя не завишу, господин, ты мне уже не директор, ничего мне больше не сделаешь.
А он не желает отступать. Поражен, покраснел от злости, помахал палкой в воздухе, потом опустил ее.
– С тобой что-то не в порядке… с тобой действительно что-то не в порядке.
– Знаю. – Я смотрю ему прямо в глаза. Тишина. Уж ушел бы наконец. Наим там слушает, сидит не шелохнется и вдруг двигает стулом.
– Но в доме есть кто-то, – встрепенулся Шварци, оттолкнул меня внезапно и зашел внутрь, врывается в гостиную, видит стол с остатками еды, а в углу стоит Наим, весь напрягся.
– Кто ты?
– Я Наим, – отвечает он ему, дурак такой, можно подумать, что это его директор.
А Шварци хватает его под локоть, как ребят в школе на переменках, весь в смятении.
– Ты знаком мне откуда-то… Где мы встречались?
– Ночью, у вашей разбитой машины. Я приехал, чтобы отбуксировать вас.
– А, так ты его рабочий-араб?
– Да.
– А что ты делаешь тут?
– Жду его.
И Шварци вроде бы успокоился, вертится по гостиной, разглядывает стол с посудой, ведет себя так, словно он в своей школе. Убила бы его, честное слово. К глазам подкатывают слезы.
– Скажи маме, чтобы позвонила мне. Я не отвечаю.
– Хорошо?
Я не отвечаю.
– Я скажу ей, – вмешивается Наим. Шварци улыбается про себя. А я вот-вот потеряю сознание.
Она идет открывать дверь, и я слышу чей-то знакомый голос. Потом я вспоминаю: это тот старик, машину которого мы отбуксировали ночью, разговаривает с Дафи на пороге. Через дверь я вижу его белую повязку. Дафи отвечает грубо, и я снова удивляюсь – она и правда дерзкая. Он спрашивает ее о маме и папе, а она отвечает ему как-то свысока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134