Потом бежит наперерез едущей навстречу машине, сообщает шоферу свои данные, не проходит и нескольких минут, а в конторе уже звонит телефон. Скучающая дежурная записывает данные, открывает журнал, чтобы посмотреть, чья сегодня очередь. Мой глаз, как фотоаппарат, схватывает папино имя и номер нашего телефона. Дежурная поднимает трубку и набирает номер. Душа моя уходит в пятки. Надо же – в этот самый момент и впрямь зазвонил телефон. Я окаменела. С ума сойти, фантазия превратилась в действительность. Я побежала в рабочую комнату. Подняла трубку и сказала «да», но папа опередил меня, уже успел снять трубку телефона, стоящего у его кровати. Я слышу: «БМВ» семьдесят второго года, номер водительских прав, в трех километрах к югу от развилки на Атлит. Папа записывает все в маленькую книжечку, которую я положила ему накануне вечером около телефона. Я иду в ванную, умываюсь, чищу зубы, потом, заскочив в уборную, тороплюсь к папе, вот удивится, но в доме темно, похоже, что он уже ушел. Я заглядываю в спальню, Господи Боже мой, он опять уснул. Ночник погашен. Я начинаю будить его, тормошу изо всех сил: «Папа, ты с ума сошел, забыл, что тебе надо отбуксировать машину?» Он приходит в себя, растерянный, заспанный, вдруг кажется таким старым. «Что случилось? Кто это…» Он думал, что ему приснилось. «Счастье, что ты не спала». Мама заворочалась под одеялом. Он быстро стал стягивать с себя пижаму, раздевается почти догола в моем присутствии, совсем обалдел. Я бегу на кухню, ставлю на огонь воду, чтобы сварить кофе. Папа идет в ванную, выходит уже одетый.
– Иди, папа, кофе готов.
Он улыбается:
– Дафи, ты будешь чудесная жена.
Я звоню старухе, чтобы разбудить Наима, мне ужасно любопытно, как он отреагирует, когда услышит мой голос. Но трубку берет не он, а старуха.
– Добрый вечер. Надо разбудить Наима. Папа сейчас за ним заедет.
– А кто ты?
– Я его дочь, меня зовут Дафи.
– Что это за имя – Дафи?
– Дафна. Извините, нет времени. Мы уже уезжаем.
– Кто это – мы?
– Папа и я… быстренько… разбудите его, скажите, пусть ждет нас внизу.
– Хорошо, хорошо. Что ты так волнуешься, девочка?
До папы еще не дошло, что я собираюсь ехать с ним, он смотрит на вырванный из блокнота листок, на котором записаны данные, глаза его полузакрыты, заметно, что он уже много лет не знает, как выглядит мир в полночь. Пьет кофе, грызет кусочек сыру, добродушно улыбается мне. Не замечает, что я сижу перед ним в пальто, пью кофе, готова к дороге. Он ставит грязный стакан в раковину, нагибается и торопливо целует меня.
– Ну ладно, я пошел. Спасибо за кофе. Я сразу же встаю.
– Я с тобой.
– Что?
– Жалко тебе? Все равно я не могу уснуть. Поеду с тобой. Хочу посмотреть, как буксируют машины.
Он растерялся.
– Завтра тебе в школу. Чего тут смотреть? Как тащат машину? Что ты, ребенок?
– Ну папа… Все-таки лучше, чем бродить тут по комнатам. Я не буду мешать. Мне это просто необходимо. Да и тебе будет веселее.
Он колеблется. Я прекрасно знаю – они уже давно потеряли свою власть надо мной.
– Ты хоть маме скажи…
– Она не проснется. Даже не узнает. Он пожимает плечами, сдаваясь.
– Предупреждаю тебя, мы вернемся поздно.
– Ничего.
Мы идем к тягачу. На улице ужасно холодно. Дождь. Он заводит мотор, ждет, чтобы прогрелся.
– Тебе не холодно?
– Нет…
Сначала мы спускаемся в Нижний город, въезжаем в маленький переулок в центре пустынного рынка. Сразу же различаем силуэт в странном длинном пальто. Ночной Наим. Он быстро подходит к нам, открывает дверь, залезает в кабину и чуть не вываливается обратно, когда замечает меня. Даже в темноте я вижу, как он вспыхнул, вытаращил глаза.
– Здравствуй, – говорю я.
– Здравствуй, – шепчет он. И садится рядом со мной.
Молчание. Папа мчится по пустынным улицам, мигают желтые огни светофоров. Вдруг он тихо спрашивает:
– Как дела?
– Отлично.
– Как бабушка?
– Нормально.
И мы продолжаем ехать молча, выезжаем на автостраду, папа время от времени провожает взглядом машины, несущиеся мимо нас. Мы проезжаем поворот на Атлит, папа снижает скорость. Через несколько километров замечаем красные огни: у железного барьера между полосами, завалясь на бок, лежит машина. Сердце у меня сильно забилось. Мы останавливаемся на обочине, выходим посмотреть. Гляжу – и глазам своим не верю: голубая машина. Я даже зажмурилась. Словно это я, собственной своей волей, вызвала аварию. Крыло и перед смяты. На противоположной стороне дороги стоят автомобили с приглушенными фарами.
Толпится народ.
Завидев меня и Наима, люди удивляются.
– Что это? И детей своих взял? – бросил кто-то папе, но он не ответил.
Шофер, молодой парень, похож на студента, начинает рассказывать, оправдываться, он, конечно, не совсем виноват. Около него нервно крутится немолодая женщина в брюках, глаза у нее покраснели. Она тоже имеет к этому отношение.
– Главное, что никто не пострадал, – говорит парень, – главное, что все остались целы, – снова говорит он громким голосом, обращаясь к кучке людей, сгрудившихся вокруг него, словно ждет от них поддержки, хочет, чтобы они порадовались вместе с ним.
Папа все еще молчит, ужасно хмурый, он это умеет, почти не смотрит на пострадавшую машину, а изучает дорогу, провожает взглядом проезжающие мимо машины. Что-то ищет.
Потом принимается за работу. Влезает в кабину тягача, проезжает еще несколько сотен метров, пока не обнаруживает пролом в барьере, и разворачивается на другую сторону. Наим снимает свое пальто, вытаскивает треугольники, мигающий фонарь, ставит их на дорогу, папа начинает давать указания, Наим вытаскивает инструменты, медленно высвобождает трос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134