Но, даже если она не спросит ее, дочь все равно скажет ей об этом, а Агнес, так же, как и ее муж, не одобряла привычки дочери свободно высказываться на любую тему. Следовало дать понять Терезе, что ситуация держится под контролем.
– Что именно тебе не нравится в браке? – спросила она и опустила глаза в ожидании ответа.
Ответ был краток и лаконичен; он заставил Агнес вздрогнуть, хотя она и предчувствовала, что речь пойдет именно об этом.
– Интимные отношения.
– Тереза! – Агнес смотрела на дочь широко раскрытыми возмущенными глазами. – Мы ведь уже обсуждали это месяц назад. И я дала тебе мой совет. Я… я посоветовала тебе… – Она осеклась, не в силах говорить об этом, глядя на дочь. Повернувшись к туалетному столику, принялась рыться в драгоценностях на серебряном подносе, словно в поисках чего-то, а тем временем продолжала:
– Я посоветовала тебе позволить мистеру Ноблю делать так, как он хочет, покориться ему, что бы он с тобой ни делал. Я… я же говорила тебе. – Она посмотрела в зеркало на бледное лицо девушки, стоящей за ее спиной. – Ты потом привыкнешь к этому. Пока… пока это происходит, ты просто отключись, думай о чем-то другом.
– Я никогда не привыкну к этому. Мне это противно, я это ненавижу. Я больше не собираюсь это терпеть.
– Тереза! – Агнес вскочила на ноги. – Прекрати нести вздор! Где ты собираешься жить, если уйдешь от мистера Нобля?
– Я… я думала, что могу вернуться сюда – разве не так?
– Нет.
– Ты хочешь сказать, ты не позволишь мне жить с вами?
– Не я, а твой отец. Он ни за что не позволит тебе уйти от мистера Нобля.
– А что, если я уйду без его позволения? Что, если возьму и уйду? Мне назначено сто фунтов в год на содержание. Я смогу прожить одна.
– Не говори глупостей, дитя мое. Как ты собираешься жить на сто фунтов в год после той жизни, к которой ты привыкла? И в любом случае ты несовершеннолетняя.
– Ты, кажется, забыла, мама, что я замужняя женщина. Я вправе распоряжаться собой.
Агнес выпрямилась во весь свой высокий рост. Возвышаясь над дочерью, сжала руки в кулаки и прижала их к бокам.
– Ты хочешь навлечь позор на нашу семью, Тереза? Ты опозоришь нас на всю округу, если уйдешь от мужа. И именно сейчас, в этот самый важный, все определяющий момент… – Она глубоко вздохнула и, слегка наклонившись к дочери, взмолилась, решив сменить гнев на милость:
– Пожалуйста… Пожалуйста, Тереза, не предпринимай ничего до бракосочетания твоего брата. Пообещай мне это. Твой отец не переживет, если что-то помешает браку Бернарда, он так рассчитывает на этот союз! И в самом деле, будущее нашей семьи зависит от нашего слияния с Тэлфордами. Я… я ведь объясняла тебе еще много недель назад, каково наше финансовое положение. У твоего отца и так сейчас уйма неприятностей, поэтому прошу тебя, если ты действительно собираешься что-то предпринять, подожди. Ради меня подожди.
Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, Тереза отвела взгляд от матери. Опустив глаза, она сказала:
– Я ничего не стану предпринимать до помолвки, мама, но я не могу тебе обещать, что буду ждать, пока они поженятся.
Глядя на опущенную голову дочери, Агнес Розье вдруг с удивлением подумала, что ее дочь никак нельзя назвать женщиной – в этом существе, стоящем перед ней, не было и капли женственности. Что за ребенка, спрашивал мистер Розье, она ему родила?..
Шурша четырьмя нижними юбками с многочисленными оборками, Агнес быстрым шагом направилась к платяному шкафу, говоря на ходу:
– Оставь меня и пришли сюда Стоквелл. Я должна закончить одеваться… Но, Тереза, – она опять резко повернулась к дочери, – ты ведь не станешь в эти дни выезжать с территории усадьбы, не так ли? Смотри у меня, – ее голос звучал жестко, – не вздумай ездить в Джарроу или в Феллинг. Поняла?
Тереза не ответила. Она лишь еще ниже склонила голову и вышла из комнаты.
Не поднимая головы, она дошла до конца коридора, ведущего на балкон, где чуть не столкнулась с одной из горничных.
Флорри Грин, старшая горничная, вышла из бокового прохода, со стороны лестницы, которой пользовалась прислуга. В руках у нее было большое деревянное ведро для помоев.
– Пардон, мисс!.. Мэм! – воскликнула она с легким поклоном.
В поклоне не было почтения – он был чистой формальностью. Никто из прислуги не относился с особым почтением к мисс Терезе, или миссис Нобль, кем она стала с недавних пор. Дело было в том, что, как говорил мистер Кеннард, она не соблюдала дистанции. Тереза обращалась со слугами, как с себе равными, что было, конечно, неразумно.
На верхней ступеньке широкой дубовой лестницы Тереза остановилась и посмотрела вниз, в зал, где суетилась миссис Дэвис, экономка, в то время как мистер Кеннард, дворецкий, руководил двумя горничными, которые передвигали длинный дубовый сундук, указывая им, куда его поставить. Спустившись к площадке, где лестница изгибалась под прямым углом у входа в зал, Тереза посмотрела налево. За залом была видна гостиная. Джон Сван, второй кучер, и Альберт Нэш, помощник садовника, несли длинный диван. В ожидании предстоящего бала прислуга была занята перестановкой мебели, превращая гостиную и смежную с ней столовую, отделенную только переносной перегородкой, в одну большую комнату таким образом, чтобы гости могли свободно подходить к столам с напитками и закусками, которые будут установлены вдоль стен. Ее мать переняла эту идею приемов в Лондоне. Это называлось, говорила она, ужин а ля фуршет. Сам бал будет проходить в зале, а музыканты расположатся вдоль задней стены. Балкон был недостаточно широк, для того чтобы вместить музыкантов, не затрудняя прохода гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115