В комнате пахло, как в клозете, и Кэти хотелось выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Она подумала, как было бы чудесно, если б она могла забрать родных с собой, в чистый и теплый дом мистера Бантинга. Про себя она называла его не иначе, как «мистер Бантинг» или «он»; ей казалось невероятным, что этот человек – ее муж. Если бы он только был немного добрее, общительнее, если бы он хоть иногда разговаривал с ней… Она так соскучилась по разговору! Раньше она очень любила болтать, но после той страшной ночи, когда Бернард Розье надругался над ней, у нее больше не было настроения беседовать с кем бы то ни было, даже со своими близкими. И вот сейчас в ней вдруг проснулось желание поговорить с матерью и с дедом, как в старые добрые времена.
Только она больше не хотела говорить, как раньше, о доме Розье, о миссис Дэвис, о еде, подаваемой к хозяйскому столу и о прислуге. Эти темы стали неприятны ей – все то, что тем, либо иным образом, имело отношение к семье Розье, было ей отвратительно. Она не знала, о чем ей хотелось бы поговорить сейчас. Может, ни о чем особенном – лишь бы только говорить и слышать, как ей отвечают.
Она выпила чашку чая, но отказалась от еды. Уже пришло время уходить, а она все никак не находила в себе сил встать и распрощаться с близкими. Наконец она поднялась со своего стула и принялась прощаться с ними. Она поцеловала и крепко обняла деда, поцеловала Лиззи и позволила ей подержать некоторое время голову у нее на груди. Уже на пороге она вдруг вспомнила о брате.
– А где Джо? – спросила она у матери.
– О, Джо, – Кэтрин слабо улыбнулась. – Я разве тебе не говорила? Он тоже устроился на работу. Он работает в котельном цехе на заводе Палмеров. И, судя по тому, что он рассказывает, эта работа ему по душе. Он безумно рад, что работает в дневную смену. Он говорит, что больше никогда в жизни не спустится под землю. Как видишь, моя дорогая, – Кэтрин развела руками, – мы устроились просто замечательно, и было бы совсем хорошо, если бы мы нашли более приличный дом… А ты еще навестишь нас, дорогая?
Кэти кивнула. Потом она обняла мать и поцеловала в обе щеки, и они некоторое время стояли обнявшись. Прежде чем уйти, она еще немного помешкала, потому что уже давно хотела задать матери один вопрос и в то же время боялась его задавать.
– А как папа? – спросила, наконец, она, глядя в пол.
– Неплохо, дорогая. Вначале он был очень расстроен, но теперь понемногу приходит в себя. В одном могу тебя уверить: он просто умирает от желания увидеть тебя. Ты… ты не могла бы прийти к нам как-нибудь вечером?
Кэти отвернулась в сторону и посмотрела за порог.
– Нет, ма, я не могу прийти вечером, – ответила она.
– Папа проводил бы тебя на обратном пути до самого дома.
– Я не могу, ма.
– Ну ладно, дорогая. Не можешь, так не можешь.
Кэтрин погладила ее по руке, и они снова расцеловали друг друга в щеки. Потом она наблюдала за удаляющейся фигуркой дочери, а на углу улицы Кэти обернулась и помахала ей на прощание.
Еще не было и четырех, но уже начало смеркаться. Ранние зимние сумерки окутывали город, и белый пар, валящий из огромных труб сталелитейного завода, выделялся на фоне лилового неба. Дойдя до главной дороги, Кэти обнаружила, что дорога забита телегами и повозками. Мужчины в телегах перекликались друг с другом, а лошади нетерпеливо били копытами. Кэти направилась вдоль тротуара мимо витрин, в которых были выставлены восхитительные, на ее взгляд, вещи: одежда, обувь, свежее мясо, сыр и разные другие продукты. Она могла бы до бесконечности ходить от одной витрины к другой и глазеть на все это, означающее для нее достаток и благополучие, но она знала, что ей нельзя больше терять времени.
Пройдя еще несколько метров по тротуару, она увидела сцену, которая объяснила ей, почему на улице создалась пробка: две пьяные женщины катались в драке на самой середине дороги, загораживая проезд. Их волосы были растрепаны, одежда изорвана и вымазана грязью. Они царапали и били друг друга, подбадриваемые криками собравшейся толпы. Никто из зрителей даже не думал помочь полисмену, тщетно пытающемуся их разнять.
Вид дерущихся женщин вызвал у Кэти отвращение, и она ускорила шаг. До этого она никогда не видела пьяных женщин – ее мать никогда не притрагивалась ни к пиву, ни тем более к джину. Отец тоже был убежденным трезвенником. Дед иногда выпивал, но лишь изредка, когда у него были свободные деньги.
Хоть рабочий день еще не закончился, на улицах было полным-полно народу. Кэти подумала, что вечером, когда закончит работу дневная смена с судоверфи и с химического завода, здесь будет самое настоящее столпотворение.
Когда она вышла за черту города, ее взору открылись широкие поля, посреди полей текла узенькая речушка. Кэти глубоко вздохнула, с удовольствием вдыхая чистый воздух с полей. Нет, она бы никогда не смогла жить в таком грязном, смердящем городе, как Джарроу, ей были необходимы просторы и свежий воздух… Едва она успела это подумать, как тут же возразила себе самой – нет, не нужен ей свежий воздух, если жить в деревне означало быть вдали от родных. Если б у нее был выбор, она бы помчалась назад в грязную зловонную комнату в тесном коттедже и посчитала бы ее раем.
Проходя через поселок, она повстречалась с группой мужчин, возвращающихся с шахты.
Большинство из них были ей знакомы; она же была знакома им всем. Конечно, ведь весь поселок знал о беде, постигшей дочь Малхолландов. Кое-кто из мужчин взглянул на нее с презрением, другие посмотрели с жалостью, но никто не сказал ни слова. Всю оставшуюся часть пути она бежала. Она влетела во двор и бросилась к баньке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115