Саймон забрался внутрь дерева и приступил к поискам сокровищ, оказавшимся весьма успешными, о чем я узнал по диким радостным воплям, долетевшим до меня. Сначала он не обнаружил никаких следов черепа, но затем, покопавшись в толстом слое пыли и щепок, нашел его зарытым на самом дне: индеец Чиапас не обманул его ни относительно места захоронения черепа, ни относительно его ценности: два огромных красных рубина все еще сверкали в его глазницах.
Сэр Джаспер тем временем хлопотал над телом мертвой змеи, пытаясь снять с нее кожу, что, впрочем, оказалось пустячным занятием, поскольку она была прорезана ножами во многих местах, и ее пришлось бросить. Зато маленький рыцарь — большой знаток и ценитель кулинарии — обещал угостить нас лукулловским пиршеством, приготовив жаркое из мяса змеи, равного по вкусу которому, по его словам, не было во всем мире.
Саймон принес свой трофей — «это диковинное змеиное яичко», как охарактеризовал его сэр Джаспер, — ко мне, вниз, и мы внимательно рассмотрели находку. Череп, по всей видимости, принадлежал при жизни крупному и сильному мужчине: костные выступы, где некогда крепились мышцы и связки, были четко обозначены, а нижняя челюсть, прикрепленная к верхней части черепа серебряной проволокой, была массивной, тяжелой и сохраняла полный комплект крупных здоровых зубов. Кости подверглись тщательной обработке и полировке, пока не стали белыми и чистыми; правда, в некоторых местах на них виднелись темные пятна, и особенно одно в затылочной части черепа, напомнившее мне почему-то об испанце, которого Чиапас выследил, довел до полу помешательства и затем убил. Однако если сам череп представлял собой огромный интерес, то насколько же. удивительнее были два его глаза — два темно-красных камня величиной с голубиное яйцо, в мрачной глубине которых тускло сверкали загадочные огоньки, словно там таилась память о прошлом, о кровавых делах, о героизме и предательстве и о жажде мщения. Камни держались в глазницах благодаря ажурной серебряной оправе, искусно оттеняющей их блеск, а верхушка черепа, как и говорил Чиапас, была срезана и крепилась сзади к нижней части на шарнире, так что могла откидываться наподобие крышки в пивной кружке. Когда Саймон открыл ее, мы не могли удержаться от громких криков восторга, хоть и знали о содержимом черепа, ибо внутри засверкала настоящая радуга ярких и чистых красок от хранившихся там драгоценных камней, значительно меньшего размера, чем глаза черепа, но тем не менее неописуемо прекрасных. Сэр Джаспер, знавший толк в драгоценностях, был совершенно очарован; чтобы разрядить бушевавшее у него в груди волнение, он принялся отплясывать вокруг нас какой-то сумасшедший танец, а затем стал перебирать камни и разглядывать их на свет. Наконец, удовлетворившись, он глубоко вздохнул и тихонько присвистнул про себя.
— Клянусь королевой Бесс, — сказал он, — хотел бы я, чтобы здесь был город Лондон, а вон там, вместо морского берега, река Темза! Ведь на пути у нас столько препятствий: лихорадка, «доны», акулы и штормы, не говоря уже о мастере Джереми Клефане, постоянно попадающем впросак…
— Стоп! — закричал Саймон — А кто это сейчас стал нудным брюзгой и мрачным предсказателем?
Сэр Джаспер рассмеялся и признал, что Саймон взял над ним верх, после чего мы все трое пересчитали камни и взяли их на заметку.
Я уже говорил, что внутри черепа находилось двенадцать камней меньшего размера, чем рубиновые глаза, и в общем так оно и было, однако в глубокой выемке у основания черепа, носящей название «турецкое седло», лежал тринадцатый камень, полностью заполнявший собой впадину «седла», и этот камень был крупнее всех остальных и совершенно на них не похож. Он был округлой формы и довольно тусклой окраски, пока солнечный свет не упал на него, и тогда он заблестел и заиграл всеми цветами радуги, точно маленькая птичка-колибри, поскольку не было ни одной краски, ни одного оттенка, которые бы не светились в нем, — розовые, ярко-алые и багровые, зеленые, синие и золотые цвета — все смешивалось и переливалось в нем, как в перламутровых мантиях огромных тропических раковин, пока глаза не уставали любоваться этой роскошной феерией красок.
— Что это? — воскликнул я, не только ничего не понимая в драгоценных камнях, но даже не зная названий многих из них.
— Опал, — сказал сэр Джаспер, — но ни один христианин не видел еще ничего подобного. Клянусь собственной головой, Саймон, ты не прогадал, спасая того старого мошенника-индейца. И подумать только: с этаким приданым он позволил женщине обвести себя вокруг пальца! У меня просто нет слов!
— «Mon Dieu!», — подхватил я, — как сказал бы в данном случае де Кьюзак. Ну а что же остальные камни?
— Вот изумруд, — продолжал сэр Джаспер, выбирая из общей кучки зеленый камень. — А вот эти, голубые, — сапфиры, хотя, на мой взгляд, только один из трех имеет по-настоящему большую ценность; эти четыре прозрачных, словно горная роса, как ты знаешь, алмазы; маленький красный камешек — рубин, как и его родичи снаружи, а вот что это такое — я не знаю! — И он поднял овальный камень цвета зеленого яблока, простенький, как булыжник, но настолько яркой, живой окраски, что именно она и составляла всю его прелесть. Я часто ломал себе голову с тех пор над вопросом, что это был за камень, ибо, как вы узнаете впоследствии, если не бросите читать, опасения сэра Джаспера оказались небезосновательными, и, насколько мне известно, камень так и не попал в руки истинного знатока такого рода вещей.
Закончив осмотр и оценку камней, мы сложили их снова в череп ц, отставив его в сторону, приступили к трапезе, которую приготовил нам сэр Джаспер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120