Это ли послужило поводом для его поспешного решения покинуть здешние места, или он уже отыскал то, ради чего оставался здесь так долго?
Посвежевший бриз вернул меня к действительности, и мне пришлось все свое внимание и сноровку приложить к управлению ялом, то и дело норовившим увильнуть под ветер, так что я вынужден был постоянно держаться поближе к берегу. Поэтому прошло не менее четырех часов с момента нашего расставания с де Кьюзаком, прежде чем передо мной открылись наконец очертания знакомого берега.
Однако не успел я обогнуть крайнюю оконечность рифа, как до моих ушей донесся резкий звук пистолетного выстрела. Я быстро взглянул на берег и с трудом удержался от восклицания, так как там, где я оставил одного человека, теперь оказалось двое.
Одним из них был де Кьюзак, а вторым — я заметил это даже отсюда, из лодки, — значительно более крупный мужчина, оба стояли друг против друга со шпагами в руках, а между ними на песке лежал какой-то небольшой коричневый предмет.
«Должно быть, де Кьюзак выстрелил из самопала и промахнулся», — подумал я и в диком волнении повернул нос яла к берегу, ловя парусом малейшее дуновение ветра, чтобы поскорее добраться до цели.
Я молча следил за дерущимися, затаив дыхание, но ни один из них меня не заметил, поскольку все их внимание было занято нанесением и парированием ударов; шпаги их с невероятной быстротой мелькали в воздухе, а гибкие фигуры то сходились, то расходились, словно в каком-то странном и нелепом танце.
Берег становился все ближе и ближе, пока я не начал уже различать на нем некоторые детали. Так я заметил, что крупный мужчина был ранен в щеку — очевидно, пулей из пистолета — и что темный предмет между бойцами представлял собой небольшой сундучок или шкатулку. «Успею ли я?»— единственная мысль билась у меня в голове по мере того, как вода журчала и плескалась под килем яла и дорожка белой пены ровной полосой тянулась за его кормой.
До меня уже доносилось позвякивание стали — клик-клик, — но я все еще оставался незамеченным. Я молчал, стиснув зубы, изо всех сил удерживая рвущийся у меня из груди крик, боясь, как бы случайным возгласом не отвлечь внимание дуэлянтов.
Де Кьюзак явно теснил своего более крупного соперника и один раз, сделав ловкий финт, едва не проткнул незнакомца насквозь; однако тот успел вовремя уклониться и остался невредимым.
И тут я увидел, как незнакомец носком сапога толкнул сундучок под ноги де Кьюзаку; тот запнулся и, потеряв равновесие, сделал несколько неверных шагов; в мгновение ока незнакомец набросился на него.
Я на секунду зажмурился, потому что еще ни разу не видел, как убивают человека. Когда я открыл глаза, де Кьюзак лежал, неподвижно растянувшись на берегу, а его убийца хладнокровно вытирал клинок о пурпурный плащ француза, валявшийся рядом на песке.
Покончив с этим делом, он случайно оглянулся и увидел меня. Лицо его побледнело от неожиданности и страха, и он, подхватив сундучок, со всех ног бросился бежать, достигнув подножия каменной стены как раз в тот момент, когда днище лодки заскрежетало по прибрежной гальке.
«Ну погоди, пес: сейчас я до тебя доберусь!»— подумал я, выскакивая на берег с обнаженной рапирой в руке, предоставив ял собственной судьбе и пробегая мимо неподвижного тела де Кьюзака. Но, несмотря на то что я мчался со всей скоростью, на которую способны были мои ноги, незнакомец скрылся в густой поросли у основания скал, и, когда я добежал до нее, его уже и след простыл.
Я поспешно нырнул в кустарник, однако все мои попытки настичь незнакомца оказались тщетными. Напрасно я искал его повсюду, царапая лицо и руки о колючие ветки, заглядывая за каждый куст, исследуя концом рапиры любую подозрительную щель в скале, — незнакомец как сквозь землю провалился.
— Да это, очевидно, сам дьявол!.. — пробормотал я в суеверном ужасе и осенил бы себя крестным знамением, будь я папистом, но поскольку я таковым не являлся, то просто стоял, оторопело уставясь на гладкую поверхность каменной стены, поглотившей негодяя.
Тут я вспомнил, что если один из дуэлянтов бежал, то де Кьюзак остался и, возможно, нуждается в моей помощи; я быстро вернулся к нему, но с первого взгляда убедился в том, что помощь ему больше уже не понадобится. Француз был мертв: шпага убийцы насквозь пронзила его сердце, и тонкая струйка крови все еще продолжала вытекать из уголка его губ, окрашивая в ярко-алый цвет его темную бородку.
Я стоял над мертвым телом, оцепенев от горя и ужаса, и затем — я не стыжусь признаться в этом — разрыдался, как малый ребенок.
И ничего удивительного. У меня не было друзей, а этого человека я знал два месяца, и он был по-своему добр ко мне и многому меня научил. Я был еще очень молод, и тяжкая горечь утраты не стала еще для меня привычной.
Однако я быстро утер слезы и, следуя его собственным принципам, обыскал покойника, но не нашел ничего, кроме золотого медальона со светлым локоном внутри и серебряного свистка, снятого им с мертвого моряка.
Они и сейчас лежат передо мной, когда я Пишу эти строки, и даже теперь я с грустью вспоминаю о странном человеке, который умер, унеся с собой свою тайну. Я сделал для него все, что мог. Я похоронил француза возле его маленькой хижины, положив рядом с ним его шпагу, и, засыпая могилу песком, бормотал: «Господь да упокоит его душу», — так как знал, что ему бы это понравилось, хотя все молитвы — пустой звук, ибо, по моему разумению, уж коли человек мертв, то он мертв окончательно и одному Всевышнему дано судить о нем по его делам, добрым или злым.
Когда над могилой образовался песчаный холмик, я взгромоздил на него тяжелый сундук с одеждой и, подобрав лежавший на земле пистолет, снова зарядил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120