Чем меньше отец и сын будут видеться, тем лучше. Зачем приучать ребенка к человеку, который уже обручен и вскоре женится? Когда его жена родит наследника герцогского титула, он забудет о существовании Кита.
Невольно Филиппа вспомнила собственное сиротское детство. Горе ребенка, внезапно лишившегося родителей, мало с чем может сравниться. Не хватает еще, чтобы Кит привязался к Корту только для того, чтобы быть выброшенным из его жизни!
Невеселые размышления были прерваны появлением хозяина, лично обслуживающего знатных гостей. Он принес кружку эля для герцога и кувшин знаменитого деревенского лимонада для остальных.
– Уж так-то славно снова обслужить вас, ваша милость! – с добродушной непосредственностью воскликнул старый, но все еще крепкий Джуд Тарбель. – Давненько вы у нас не бывали. Не желаете ли отведать моего жареного каплуна?
– Идет. А свежая клубника найдется?
– Есть, как не быть, – ухмыльнулся хозяин, и его багровое лицо засияло от гордости. – У нас клубника уж как уродится, так хоть ведрами ее таскай! Жена у меня мастерица за огородом ходить.
Нет ничего лучше обеда на свежем воздухе, когда ветерок шуршит над головой листьями и пчелы мирно гудят среди цветов жимолости. Бревенчатые стены постоялого двора «Черный лебедь», сложенные еще в шестнадцатом веке, почти совершенно скрывал буйно разросшийся плющ, покрытый скромными, милыми цветами. Солнечные зайчики бегали по белой в красную клетку скатерти, от недавно политого водой каменного пола поднималась свежесть, а от жареной курятины в тарелках – упоительный аромат.
Филиппа не проронила почти ни слова за все время обеда. Странные чувства теснились в ее груди. Она слушала вполуха и не поднимала глаз от тарелки, но из-под ресниц то и дело бросала взгляд на смуглые руки герцога, так ловко управлявшиеся с вилкой и ножом. Они умели не только это, руки Уорбека. Сколько бессонных ночей провела Филиппа, мечтая о том, чтобы они снова сжали ее в жадном объятии. За два недолгих месяца брака эти руки разбудили в ней чувства, о которых она не подозревала, они приносили наслаждение. За время почти шестилетней ссылки она так и не сумела забыть о неистовых ночах с этим человеком.
О дьявол! Почему одно его присутствие выбивает ее из колеи, почему она не может избавиться от прошлого окончательно и бесповоротно? С каждой новой встречей прошлое все больше затягивает ее, и смятение становится все сильнее. Что же это? Ведь не любовь же.», нет, невозможно! После стольких лет, после всей боли, которую причинил ей Уорбек! А если любовь, то зачем она, если он не верит ей и не поверит никогда.
Странная молчаливость Филиппы, кажется, совершенно не трогала Кита и Уорбека. Они болтали, словно старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Кит забросал Уорбека самыми неожиданными вопросами, начиная с того, каково это – ночью спать в палатке, и кончая тем, сколько лет было герцогу, когда ему впервые позволили прокатиться на пони. Уорбек отвечал с удовольствием и очень подробно. Филиппа была поражена происшедшей с ним переменой. Это был совсем другой человек, ничем не похожий на яростного обвинителя, метавшего гром и молнии накануне.
Филиппа вспомнила свадебное путешествие, во время которого Уорбек был сама нежность, само внимание. Сейчас он напоминал себя прежнего, человека, которого она любила когда-то до самозабвения. В конце концов, все не так уж плохо, если ненависть Уорбека направлена только на нее и не распространяется на Кита. Возможно, он решил, что детей не стоит винить за грехи родителей.
Когда принесли десерт, Кит начал приставать с вопросами, куда они направятся теперь. Он соскочил со стула, подбежал к Филиппе и, прыгая вокруг нее, как мячик, стал повторять: «А что теперь? А что теперь?» Торопливо дожевывая, Филиппа помахала рукой, словно просила его подождать.
– Ну, мама! – не унимался Кит, хватая ее за рукав и начиная уже приплясывать от нетерпения. – Давай еще раз заглянем в магазин игрушек?
– Мама еще обедает, – спокойно, но твердо сказал Уорбек. – Умей ждать, пока взрослые не освободятся и не займутся тобой.
Совершенно незнакомый с дисциплиной, мальчик был поражен неожиданным выговором и чуть было не обиделся, но, встретив взгляд нового знакомого, выпустил рукав матери и виновато потупился.
– Я уже поела, и мы можем подождать остальных на улице, – предложила леди Гарриэт, послав Уорбеку одобрительный взгляд. Она взяла из соломенной плетенки несколько ломтей черного хлеба и протянула их Киту. – Вот, возьми. Здесь совсем рядом пруд, пойдем покормить уток. Ты ведь любишь уточек, правда? Мама пока спокойно доест клубнику, а его милость герцог, которого ты, должно быть, совершенно замучил вопросами, хоть немного от них отдохнет.
Мальчик в полном восторге сорвался с места, и скоро сквозь живую изгородь можно было видеть, как он со всех ног несется к пруду, а за ним, не слишком отставая, шагает его энергичная бабушка.
Филиппа тоже встала из-за стола, но, поймав насмешливый взгляд, осталась. Обратиться в бегство – значит выдать Уорбеку, насколько ей не по себе в его присутствии. Он вдруг взялся за трость, и Филиппа уже было обрадовалась, но оказалось, что он всего лишь собрался пересесть на место Кита, откуда лучше были видны пруд и утки, жадно хватающие кусочки хлеба.
Несколько минут прошло в напряженной тишине, нарушаемой только доносящимся с пруда кряканьем.
Корт посмотрел на Филиппу. Она как раз доедала последнюю клубничку. На верхней губе остался след от сливок, и она медленно слизнула его. В ту же секунду, к изумлению и досаде Корта, у него забилось сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123