Леди Гарриэт едва заметно покачала головой и вошла в комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. На ней было японское кимоно с богатой вышивкой, впрочем, как и все остальное, нимало не идущее к ее фигуре. Красный атлас безжалостно подчеркивал седину, подернувшую некогда медно-рыжие волосы.
– Я зашла потому, что так и знала: ты расстроена, – прямо заявила леди Гарриэт.
Филиппа не спешила с ответом. Она положила на столик расческу, потом чисто механически, по привычке передвинула канделябр так, чтобы пламя единственной свечи было как можно дальше от полога кровати.
– Герцог Уорбек… – начала она, – он повел себя именно так, как я ожидала. А вот чего я совсем не ожидала, так это того, что вы пригласите его на завтрашнюю прогулку.
Леди Гарриэт опустилась в ближайшее кресло.
– Если хочешь знать мое мнение, вы оба нелепы, как драчливые молодые петушки. Вместо того чтобы наскакивать на него, ты бы лучше первой сделала шаг к примирению.
– К при… примирению?! —едва выдавила из себя Филиппа.
На этот раз леди Гарриэт не торопилась отвечать. Заметив на столике коробку с шоколадными конфетами, она подняла крышку и принялась передвигать их, как фигурки на шахматной доске.
– А почему бы и нет? – наконец спросила она. – Мне показалось, что твой сын понравился Кортни. Человек, который любит детей, уже не чудовище. Если и Кит потянется к нему, это может оказаться достаточной причиной для примирения.
Филиппа слушала, не веря собственным ушам. Неужели эта когда-то неглупая женщина с возрастом совершенно утратила проницательность и даже не догадывается, что движет ее крестником? Неужели ей единственной не бросилось в глаза поразительное сходство между Уорбеком и Китом? Или она не позволяла себе ничего замечать, чтобы не подвергать сомнению свое родство с единственным внуком?
– Мне кажется, вы плохо знаете Уорбека, – осторожно начала Филиппа. – Возможно, я ошибаюсь, но я убеждена, что он самый безжалостный человек на земле.
– Ну уж, ты скажешь! – фыркнула леди Гарриэт и с резким стуком закрыла коробку. – Это Кортни-то? Не я, а ты плохо его знаешь. Он куда чувствительнее, чем тебе кажется.
– Боже мой, чувствительнее! – воскликнула Филиппа, всплеснув руками, но, вспомнив о сыне, спящем в смежной комнате, понизила голос. – Вы, должно быть, забыли, что устроил Уорбек в гостинице «Четыре кареты», когда застал нас с Сэнди! Он не дал мне даже объясниться! А вам известно, что я три дня подряд писала ему письма, умоляя выслушать меня? Я писала, что произошла ошибка, нам нужно спокойно во всем разобраться – и что же? Все три письма вернулись нераспечатанными! Я поехала в Уорбек-Хаус. А меня… меня даже не пустили на порог!
Она помнила этот день слишком живо, так живо, словно это было вчера. Лицо полыхало стыдом, стоило только вспомнить, как дверь захлопывается перед ней.
– А ведь это был мой дом, пусть даже всего два месяца! И этого человека вы называете чувствительным?
– В данном конкретном случае я могу назвать его глупцом, – задумчиво произнесла маркиза, и снисходительная усмешка появилась на ее губах. – О Кортни не скажешь, что он умеет держать себя в руках. В молодости он набрасывался на любого, кто позволял себе косо посмотреть на него, а уж если речь шла о его безнравственной матери… Но окончательно он сорвался с цепи после смерти отца. Просто взбесился, иначе не скажешь. Готов был весь мир вызвать на дуэль… и кто может винить его за это?
Филиппе почудился вызов в глазах свекрови, и она отвела взгляд. Разумеется, ей была известна трагедия, омрачившая детство Уорбека. Его отец долго закрывал глаза на любовные связи жены, хотя о них судачили не только в свете, но и на кухнях. Наконец он просто пристрелил и жену, и ее очередного любовника прямо в постели. А двумя неделями позже он был найден в своих охотничьих угодьях со смертельной раной в груди. Официально была выдвинута версия несчастного случая на охоте, но все в один голос твердили о самоубийстве.
Все это объясняло и отчасти даже извиняло горький цинизм Уорбека и его недоверие к людям.
– Когда в «Четырех каретах» он пообещал убить Сэнди, я знала, что это не пустая угроза, – не сдавалась Филиппа. – Ведь он однажды уже убил человека.
– Ерунда! На то и молодость, чтобы вести себя безрассудно. Дуэль, о которой ты говоришь, была тысячу лет назад. Кортни тогда не было и двадцати, а вот его противник был много старше и мог бы попридержать ^язык и не отпускать грязных шуточек о матери Кортни.
Что касается моего сына, смешно даже думать, что Кортни грозил ему всерьез. Он любил Сэнди.
– Он любил и меня, но это ничего не изменило, – возразила Филиппа, даже не пытаясь скрыть горечь. –Он, не задумываясь, вывалял мое имя в грязи, во всеуслышание обвинил в супружеской измене, оставил без средств к существованию. Да-да, он сделал все это без малейшего колебания, и я никогда ему этого не прощу! Если бы не Сэнди… хотелось бы мне знать, что сейчас было бы со мной и Китом, если бы не ваш сын!
– Хм… – произнесла леди Гарриэт задумчиво, но без тоски в голосе. – Я тоже не раз задавалась вопросом, как все повернулось бы, если бы Артур не бежал. Кто знает, возможно, поступи он иначе, тебе бы пришлось остаться в Англии и волей-неволей разрешить добром ссору с идиотом-мужем.
– Все было бы точно так же! – с вызовом ответила Филиппа, расслышав неодобрение в голосе свекрови. – Я поклялась покинуть Англию и сделала бы это независимо от Сэнди.
– Очень может быть, очень может быть, – повторила леди Гарриэт со вздохом. – Должно быть, Артур это понимал, потому и уехал с тобой. Я тоже кое-что понимала тогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123