– Должен признать, не каждая упряжка может вслепую развить, такую скорость, – заметил Корт.
– Вслепую! – повторила Филиппа, округляя глаза.
– Успокойтесь, слепы только коренники, – объяснил он со смешком, – да и то потому, что они в шорах. Мистер Бад предупредил, что иначе они будут артачиться.
Дилижанс наконец спустился на дно долины. Оказавшись на ровной дороге, один из коренников впервые по-настоящему показал свой норов, все круче забирая к обочине и тормозя упряжку. Корт взмахнул кнутом, но только кончик ремня обжег круп животного. Коренник тотчас выровнял шаг. Почти незаметное для глаза движение запястья – и ремень снова оказался в руке Корта.
– Вы научите меня этому, правда, signore? – спросил Кит восхищенно.
– Обязательно, когда ты немного подрастешь. Я учился этому в десять лет. Знаешь, как? Поставил на конюшне старый стул и часами хлестал по нему, добиваясь, чтобы только кончик ремня касался спинки, а потом сразу ловил ремень в ту же руку, которая держит кнутовище.
Они ловко обогнали едва тащившийся воз с сеном, и Корт позволил наконец упряжке перейти в галоп. Вскоре показалась дорога, ведущая в Галле-Нест, Корт начал постепенно натягивать вожжи, и дилижанс остановился плавно, словно скользя по льду. Эймос Тафтон соскочил с запяток и придерживал под уздцы одного из коренников, пока Корт, Кит и Филиппа спускались с козел. После стремительного движения было странно ощущать себя на твердой земле.
– А когда мы в следующий раз будем править дилижансом? – сразу спросил Кит.
Он держал Fancuillo на руках, чтобы неугомонный щенок не попал под копыта.
– Я бы тоже не отказалась… – поддержала Филиппа.
Корт улыбнулся.
– Насчет дилижанса ничего обещать не могу, но у меня есть экипаж не многим хуже и отличная четверка гнедых. Они известны тем, что никому и никогда не позволяют себя обогнать. Обещаю, что прокачу вас с ветерком сразу по приезде в Лондон.
Тем временем подъехал в кабриолете Мортимер Бад. Он уступил место на сиденье Филиппе и Киту, а сам подошел сообщить Корту, что как раз к моменту его отъезда в гостиницу были доставлены покупки Филиппы и он взял на себя смелость захватить их с собой. Вскоре дилижанс покатил дальше, а Корт уселся рядом с Филиппой, взял вожжи, и пегая лошадка потрусила по тенистой дороге, ведущей в Галлс-Нест.
– Ну и как, понравилось? – спросил Корт через пару минут.
– Еще как, сэр! – с энтузиазмом воскликнул Кит. – Теперь я точно знаю, что буду кучером дилижанса, когда вырасту.
– Ну, а вы что скажете, леди Сэндхерст? Женщины обычно не любят подобные развлечения.
– Ничего более волнующего я никогда в своей жизни не испытывала!
– Вот как? – Корт склонился к самому уху Филиппы и сказал, понизив голос: – Черт возьми, Филиппа, ты умеешь нанести удар по самолюбию!
Филиппа вспыхнула: она прекрасно поняла намек.
– Я хотела сказать… словом, это тоже было… было волнующим.
– Это совсем другое дело. – Корт усмехнулся и уже громко продолжил: – Надеюсь, завтра я сумею предложить развлечение не хуже.
– Какое, сэр? – тут же спросил мальчик.
– Хм… я еще не придумал, – с озабоченным видом ответил Корт, – но думаю, за ночь что-нибудь придет в голову.
Глава 14
Филиппу разбудил лунный свет, рекой лившийся сквозь раскрытые двери балкона. Открыв глаза, она прислушалась. Тишину летней ночи нарушали лишь плеск волн в бухте, чирканье сверчка где-то на первом этаже дома да сонное дыхание Кита, спавшего в смежной комнате. Филиппа улыбнулась.
А совсем рядом, отделенный от нее только стеной спальни, спал Уорбек. Мысли Филиппы невольно обратились к нему. За те несколько дней, что они провели вместе, ей открылся другой человек. Не блистательный герцог Уорбек, гордый и самолюбивый, умный и безжалостный, а любящий отец, мягкий и внимательный. Филиппе казалось, что она заглянула в самую его душу и увидела там доброту. Он любил Кита, в этом Филиппа не сомневалась, и именно эта любовь помогла лучшему в нем победить. Свет победил тьму. Филиппа вздохнула. Никогда бы не подумала, что из него может получиться такой прекрасный отец.
Когда-то Уорбек был для нее пылким любовником, потом человеком, растоптавшим ее чувства. Она любила его неистово, страстно, и все годы, проведенные в Венеции, не могла его забыть, хоть и не признавалась себе в этом.
Вернувшись из Венеции, она узнала о том, как провел ее бывший муж шесть лет. Бесконечные интрижки, пьянство – и при этом деньги, деньги, деньги, словно рост состояния врачевал его уязвленную гордость. Филиппа теперь понимала, что было тому причиной. Обманутый муж и униженный любовник, Уорбек стремился отомстить всему миру, как если бы мстил тем двоим, которых считал своими обидчиками. Теперь Филиппа почти оправдывала Уорбека. Да, он заклеймил ее, даже не выслушав объяснений. Но что в этом удивительного? Ребенок, которого не любили родители и в конце концов бросили на произвол судьбы, превратился в мужчину, который не верил никому. Возможно, будь она настойчивее, терпеливее, и он поверил бы ей, но вместо этого она бежала, чем, конечно, подтвердила все обвинения. Ведь именно ее бегство было для парламента главным доказательством виновности. Никто же не знал, что она хотела защитить еще не рожденного ребенка от горькой участи сироты при живом отце. Боялась, что Корт отберет Кита. И обездолила собственного сына. Разрушила семью. Конечно, она никогда не найдет Киту отчима, способного заменить отца. Она лгала не только Уорбеку, но и себе, когда говорила это. Во-первых, никто никогда не полюбит ребенка так, как родной отец. Во-вторых, сама она не будет счастлива с другим, потому что все еще любит Уорбека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123