Никто не умер с голоду на улицах Киото. И никогда при Фудзивара не было такого мира, который теперь, при Хэйкэ, продолжался уже более десяти лет. За все это время не произошло никаких кровавых событий, и простые люди полагали, что отсутствием военных действий они обязаны Киёмори.
Тем не менее наблюдались периодические вспышки брани в адрес Хэйкэ, которые исходили не от народа, а от аристократов. Этот дом обвиняли в злоупотреблении властью и высокомерии. В последнее время, однако, в столице ходили упорные слухи другого рода. Шли разговоры о том, что Гэндзи сокрушены еще не полностью, что они опять готовятся к тому, чтобы бросить вызов Хэйкэ. Эти слухи, похоже, распространялись монахами с горы Курама, когда те появлялись в столице, а исчезновение Усиваки и рассказы о Тэнгу вроде бы подтверждали их слова.
Хэйкэ резко усилили бдительность. Даже «веселый квартал» подпал под подозрение, а в феврале из Рокухары в Хорикаву прибыли офицеры и стали дом за домом прочесывать район. Здесь же теперь часто видели и агентов Полицейского ведомства.
К полудню февральского дня на сливовом дереве у мастерской Дайдзё раскрылись уже два или три цветка. Барабанный мастер окликнул прохожего:
— Привет, привет! Загляните ко мне, Ковака.
Тот зашел в мастерскую.
— Вы, кажется, как всегда, заняты, Дайдзё. Вы уверены, что я вам не помешаю?
— Присядьте на минутку. Нельзя пройти мимо, не заглянув.
— Я боялся, что могу помешать.
— Кстати, у меня есть кое-что вам сказать. Мне не очень хотелось идти к Тодзи, чтобы встретиться с вами по этому поводу, и я только сегодня говорил жене, что, может быть, вы сами зайдете.
— Да? Произошло что-то необычное?
— Вы знаете человека, которого называют Змий?
— Знаю.
— Его лучше остерегаться.
— Вы говорите, Змия?
— Сказать вам правду, он вчера был здесь и говорил мне, что в девушке Риндо есть нечто необычное.
— Что! А почему он сказал об этом вам?
— Вы же знаете, что Риндо и моя дочка Сидзука всегда друг с другом играют. Ну а Змий приходит сюда без каких-либо видимых причин. Он, кажется, что-то вынюхивает.
— Не задавал ли этот Змий какие-нибудь странные вопросы вашей маленькой дочке?
— Он отводил Сидзуку в сторону и допытывался — девушка ли Риндо. Змий угрожал Сидзуке — мол, если она не скажет правду, он пошлет за ней воинов Хэйкэ.
— Гм?.. Неприятный тип… Вкладывает свои идеи в чужие головы.
— Ковака…
— Да?
— Это все, что я хотел сказать вам, но предупреждаю, будьте осторожны. И другие, подобно Змию, склонны замечать некоторые вещи.
— Хорошо, Дайдзё, я благодарен вам и не хотел бы навлекать на вас беду. Я знаю, что вы никому больше об этом не скажете.
— Само собой. Если бы я собирался с кем-то посплетничать, с вами о Риндо не говорил бы.
— Спасибо, Дайдзё… Не буду вам что-либо объяснять. Сами можете догадаться, — сказал Ковака, отвесив мастеру глубокий поклон.
Доставая зубило, Дайдзё вдруг улыбнулся:
— Благодарности ни к чему. Взаимовыручка — обычное дело в «веселом квартале», — сказал он, сметая стружки и бросая их в огонь.
Над Восточными холмами всходила луна, и вода в реке Камо сверкала жемчугом. Толпы людей, пересекавших мост Годзё, быстро разошлись, когда на реку опустилась февральская ночь. Но, не обращая внимания на сгустившуюся тьму, небольшая фигурка продолжала свешиваться через перила, вроде бы наблюдая за водоплавающими птицами.
Это был Усивака, завернувшийся в накидку, в сандалиях на деревянной подошве, какие обычно носят женщины. В футляре у него находилась флейта, и он выглядел как молодая танцовщица. В тот день две сестры, с которыми жил юноша, водили его на рынок на Пятой улице, чтобы сделать кое-какие покупки к Празднику кукол. До 3 марта оставалось всего несколько дней, и они долго бродили по рынку, рассматривая товары. На рынке сестры повстречали каких-то парней, которых, по-видимому, хорошо знали, и приняли приглашение посетить их особняки, сказав Усиваке, чтобы он шел домой один. Юноша, однако, направился в Рокухару, которую давно хотел увидеть. Он бродил по поместью почти до захода солнца, поражаясь его размерам, роскошным зданиям, стоявшим вдоль широких улиц, бесчисленным боковым улочкам с крытыми черепицей домиками, экипажам с богато одетыми придворными, многочисленным воинам, которые шмыгали мимо него, когда он стоял перед особняком Киёмори. Это был процветающий город, в котором жили враги его отца!
Несчастный и одинокий, Усивака поплелся назад и посреди моста Годзё упал на перила и заплакал. Было ли это тем местом, где его отец, Ёситомо, и его братья встретили свое поражение? Как часто Конно-мару рассказывал ему о том роковом дне! Стоя на мосту и глядя на воду, он, как никогда раньше, осознал, что является сыном Ёситомо из дома Гэндзи. Сжав зубы, он пробормотал: «Отец, я теперь мужчина. Мне скоро шестнадцать лет, и я твой сын. Я обязательно отомщу за тебя. Тот день недалек».
Когда Усивака прервал свои размышления и стал уходить, на его пути возник незнакомец. Юноша попытался пройти мимо, но человек движением руки преградил ему дорогу:
— Подожди! Не двигайся, Риндо!
— Что вы хотите? Кто вы такой?
— Я? — Человек ухмыльнулся. — В столице нет ни одной танцовщицы, которая бы меня не знала. Меня называют Змий — и никогда не забывай об этом!
— Мне ваше имя ни о чем не говорит. Я спешу, пустите меня!
Змий ухватился за накидку Усиваки:
— У меня к тебе дело. Ты ведь юноша, не правда ли?
— Конечно нет… Пустите меня!
— Послушай, я слишком хорошо знаю танцовщиц, и меня не собьет с толку твой пышный наряд!
— Пустите меня, я говорю! Я закричу, если вы не отпустите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188