Впервые в жизни Токива страдала от почти полного равнодушия людей. Во время обеспеченной жизни при дворе, где она была наложницей госпожи Симэко, Токива, чья красота вызывала зависть и пересуды столичных дам, знала только счастье. Ёситомо дал ей любовь и все необходимое для безоблачной радости. Токива не знала никакого другого мужчины, кроме него. Она не знала других забот, кроме служения своей госпоже и ухода за детьми, родившимися от Ёситомо. И вдруг ее бросили как отверженную на милость жестокого мира злобы и мести.
Усивака был беспокойным ребенком с рождения и своим постоянным плачем приводил мать в отчаяние. В дни охоты за мятежниками, когда Токива искала спасения за пределами столицы, у нее пропало молоко. Она была вынуждена кормить младенца пищей, которую тот не принимал. Усивака явно был болен. Мать неистово молилась, чтобы святая Каннон пощадил ее ребенка. Эта благочестивая Токива мало напоминала прежнюю счастливую мать. Обезумевшая от горя и испытаний, постоянного страха попасть в руки преследователей, она мучилась поисками способов сохранения жизни детям. Этому были подчинены все ее помыслы и желания. Растрепанная, с отсутствующим взглядом, она ходила при неверном свете единственного светильника по часовне, качая и убаюкивая младенца. Легкий скрип двери заставил Токиву вздрогнуть.
— Это ты, Ёмоги? — спросила она.
— Да, Ёмоги. Я попросила доброго монаха Когана приготовить отвар из размельченного аррорута. Вот он.
— О, замечательно! Давай мне его поскорей. Он так изголодался, что скоро будет не способен даже плакать.
— Глядите, с какой жадностью он принялся за отвар.
— Он пьет отвар без передышки! Подумать только!
При виде голодного ребенка из глаз Токивы вновь потекли слезы. Почему, почему, думала она, молоко из ее грудей не течет столь же обильно, как слезы? Почему вся ее плоть и кровь не обратятся в молоко?
— Госпожа Токива! Он прекратил плакать наконец, не так ли?
Ёмоги забыла сказать госпоже, что с ней пришел и молодой монах.
— О, добрый господин, в этот поздний час я доставила вам столько беспокойства.
— Со мной все в порядке, но случилось кое-что действительно неприятное.
— Что на этот раз?
— Уверен, что вы знаете, в чем дело. В храме распространяется так много сплетен, вам небезопасно оставаться здесь.
— Но что я буду делать, если оставлю это место?
В ответ Коган сообщил: монахи услышали плач младенца и теперь знают, что Токива скрывается в часовне. Говорят, завтра сюда придут воины Киёмори с обыском и Когана обвинят в укрывательстве беглецов.
— Позвольте мне вести одного из ребят, — предложил монах, — Ёмоги возьмет за руку другого, а вы, госпожа, понесете Усиваку.
Перед рассветом они уже шли по холмистой местности у храма Киёмидзу.
До реки их сопровождал Коган. Там беглецов ожидало небольшое судно, отплывавшее в Эгути, расположенное в устье реки Ёдо. Когда Токива, дети и служанка благополучно взошли на борт судна, монах покинул их.
Две девы веселья, ехавшие домой в Эгути, угостили старших детей Токивы сладостями и умилялись:
— Какие чудные дети! И куда вы едете так рано?
— Сердечно благодарю вас. Мы едем к родственникам в Мимату, недалеко отсюда, — ответила Токива.
— Значит, вы нас скоро покинете? Вы едете в гости?
— Нет…
— Тогда, должно быть, ваш дом, как у наших родителей, сгорел во время сражения в прошлом месяце. Мы приехали к ним из Эгути в гости, а теперь возвращаемся назад. Больше всех страдают от войны ни в чем не повинные люди, правда? Какой ужас должны были испытать эти малютки!
— М-ба-а, — произнес Имавака, недовольный тем, что незнакомая женщина поглаживает его по голове. — Мама, гляди! Отовака уже кушает свой колобок! Я тоже хочу есть!
— Прежде чем начнешь есть, поблагодари тетю.
Дети очень понравились девам веселья. Они вынули из бамбуковых корзин и передали малышам еще несколько сладостей. Одна из них даже предложила Токиве кусок шелковой ткани, чтобы завернуть в него младенца.
— Прощайте! — помахали руками женщины детям Токивы, когда она сходила на берег в Мимате.
Дядя Токивы, Томидзо, торговал быками, которых сам и выращивал.
— О Небо, это ты, Токива? — воскликнула ее тетя в изумлении, однако не проявила никакого желания впустить племянницу в дом. — Я, должно быть, покажусь черствой, но ты знаешь, что тебя разыскивают воины Киёмори. Обещано крупное денежное вознаграждение тому, кто передаст тебя в Рокухару. Тебе лучше удалиться, пока дядя спит. Он не из тех, кто даст тебе уйти восвояси, если узнает, что ты здесь была. Не пренебрегай моим советом, — сказала она, тесня Токиву подальше от двери дома.
Теперь Токива могла припомнить лишь одного родственника, к которому могла обратиться с просьбой об укрытии. Но он жил в провинции Ямато. Она пустилась туда в путь, побираясь где могла, ради своих детей, ночуя у порогов в храмы, скитаясь днем и ночью, как бродяжка. Незнакомые люди настороженно оглядывали ее, но жалели детей. Те, кто узнавал в ней беглянку, из жалости не доносили властям.
Родственник, к которому пришла Токива, был монахом. Он укрыл ее в небольшом храме, при котором состоял. В начале февраля, когда Усивака выздоровел, в доме монаха неожиданно появился дядя Токивы, приехавший на старой скрипящей повозке. Он толковал с монахом до поздней ночи, а наутро сказал племяннице:
— Тебе нельзя больше скрываться здесь. Подумай как следует и возвращайся в столицу. Они могут повесить или распять твою мать.
— Но почему?
— Почему? Разве не ясно? Ты скрылась с детьми Ёситомо, поэтому они возьмут взамен твою мать и бросят ее для начала в тюрьму поместья Рокухара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188