Свита с шумным возбуждением заняла места рядом с ней, соизмеряя шаги с медленной поступью вола, тащившего императорский экипаж.
— Его величество любит эти прогулки, — говорил один прохожий другому. — Вот-вот наступит май, и император, вероятно, поедет на Камо, посмотреть отборочные скачки, которые устраивают для лошадей, только что прибывших из провинций.
Оглобли экипажа, который тянул черно-белый пятнистый вол, обвивала дорогая материя. Единственным обитателем экипажа был знатный человек с желтой кожей, примерно тридцати пяти лет, со впалыми щеками, маленькими, глубоко посаженными глазками и видом молчуна, который ему придавали сжатые губы. Это и был бывший император Тоба.
Проходившие по улице мужчины и женщины останавливались посмотреть на него, а прежний император отвечал им пристальным взглядом, будто интересуясь происходившим на улице. Его глаза двигались туда-сюда, и иногда, когда он находил увиденное забавным, в них вспыхивали лукавые искорки. Люди прослеживали этот взгляд и тоже улыбались ему понимающе.
У загона для скаковых лошадей вишневые деревья были в самом цвету. Под полуденным солнцем их чувственный аромат смешивался с горячим запахом молодой травы и усиливался при каждом дуновении ветра.
— Значит, ты тоже заметил этого вороного четырехлетку? Из сорока или пятидесяти жеребцов, присланных из провинций, ни один с ним не сравнится! Глядя на него, я едва сдерживаюсь, — в который раз повторил Ватару из дома Гэндзи, устремив взгляд на ограду загона. Множество привязанных жеребцов жалось к изгороди. Скорее для себя самого Ватару продолжал: — Я бы все отдал, лишь бы сесть на него. Представляю, какое это чувство — скакать на нем верхом. А как прекрасна его линия от копыт до крупа!
Молодые люди сидели под высоким вишневым деревом у загона, обхватив колени. Другой, Сато Ёсикиё, посмотрел равнодушно и ответил лишь слабым подобием улыбки.
— Тебе так не кажется, Ёсикиё? — спросил Ватару.
— Что ты имеешь в виду?
— Подумай, каково это — победоносно промчаться вдоль залитой солнцем Камо и взмахом хлыста ответить на гром аплодисментов!
— Никогда не думал ни о чем подобном.
— Никогда?
— Мне было бы даже неинтересно, если бы я выбрал лучшего скакуна. Зачем хорошая лошадь, если всадник — не в счет?
— Похоже, ты лжешь, а не просто скромничаешь. Сидеть на такой лошади — это почетно, тем более мы служим в дворцовой страже.
Ёсикиё засмеялся:
— Ты говоришь о чем-то другом, Ватару.
— О чем же?
— Разве ты не думаешь о майских скачках на Камо?
— Естественно, — быстро ответил Ватару, — всех этих жеребцов выбрали для того состязания.
— Но, — Ёсикиё пожал плечами, — меня не интересуют скачки. Сопровождать его величество верхом — совершенно другое дело.
— Да, но что ты скажешь о том дне, когда тебе придется участвовать в сражении?
— Могу лишь помолиться, чтобы он не наступил никогда. В наше время существует так много вещей, отвлекающих нас, воинов, от мыслей о сражениях.
— Гм, — задумался Ватару, переведя на своего друга обеспокоенный взгляд. — Никогда не ждал услышать что-либо подобное из уст знаменитого стражника Ёсикиё. Что-то тебя тревожит, а?
— Совершенно ничего, — ответил Ёсикиё.
— Влюбился?
— Не стану отрицать, но только речь идет о моей жене. Она не дает мне повода пожалеть о нашем браке, и должен тебе сказать: несколько дней назад она произвела на свет не ребенка, а сокровище, так что я стал еще и отцом!
— Обычное дело. Когда мы, воины, женимся, мы создаем семьи, рождаются дети…
— Совершенно верно, и в каком количестве! Хотя больше всего меня беспокоит то, что мы так мало жалеем и любим тех, кто рожает нам детей.
Тут Ватару расхохотался.
— Что-то с тобой произошло, — сказал он и вдруг замолчал, уставившись на загон, где появились Хэйта Киёмори и Морито.
Видимо, они узнали сидевших под деревом двоих молодых людей. Красное лицо Киёмори расплылось в улыбке, продемонстрировавшей его ровные, белые зубы. Ватару поднял руку и поманил их, зная, что Киёмори должен разделять его энтузиазм.
Быстро оставив своего попутчика, Киёмори подошел к ним с приветствием и уселся между своими бывшими товарищами по учебе в Императорской академии. Ватару был старше его на пять лет, Ёсикиё — на два года, и лишь не присоединившийся к ним Морито принадлежал к той же группе, что и Киёмори. Между этими молодыми людьми существовали крепкие узы дружбы, основанные на уверенности в крепости их рук, от которых зависело будущее, на осознании общности тайных надежд и устремлений.
Императорская академия создавалась исключительно для обучения знати и отпрысков дома Фудзивара, но со временем ее разрешили посещать и сыновьям воинов выше пятого ранга. Различия между детьми знати и детьми воинов на занятиях и в обращении вели, однако, к постоянным разногласиям. Молодые аристократы издевались над малообразованными детьми бедных воинов, которые могли лишь что-то почерпнуть из книг, в то время как сыновья воинов тихо кипели от злости, мечтая о будущей мести, и в их распрях отражался бурлящий, скрытый конфликт, растущий в то самое время между их родителями.
Киёмори был типичным грубым, нуждающимся и неграмотным молодым воином, и поэтому молодые аристократы презирали его. Однако он очень нравился юношам из его собственного сословия. Для тех, кто окончил академию, был еще университет, но дети воинов не могли туда попасть, так как считалось, что их будущее — военное дело, поэтому Киёмори и его друзья оказались среди тех, кто, окончив или бросив академию, приписывался к Военному ведомству и в конечном счете назначался служить в стражу Приюта отшельника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188