Когда он еще находился в благодушном настроении, снова вошел Токитада и доложил, что пленница подготовлена к допросу.
Киёмори пошел по галерее, ведшей в западное крыло дома. Особняк ремонтировался, и к нему добавлялись пристройки. Хозяин Рокухары осторожно продвигался к комнате во внутреннем дворе, где расширялась территория, отведенная под сад.
— Где, ты сказал, они находятся?
— Вон там.
— Там, внизу?
Киёмори подошел к балюстраде и глянул вниз. Токива стояла на коленях на соломенной циновке с опущенной головой, по бокам сидели ее дети, цепляясь за рукава матери.
— Айтого, дай женщине и детям подушечки для колен, — приказал Киёмори, размещаясь в центре комнаты.
Айтого выглядел озадаченным и несколько неловким. Он не привык к подобному обращению с узниками.
— Сюда, положи их сюда, — сказал Киёмори, указывая кивком в сторону галереи, откуда вела дверь в комнату.
— Сюда, мой господин?
Киёмори снова кивнул, глядя, как Айтого раскладывает подушечки по ступенькам, поднимавшимся от дворика. Токитада пошел к Токиве. Она подняла голову, задрожала и прижала к себе теснее своих испуганных детей. Токитада сказал:
— Ступайте к лестнице. Там займите свои места.
Токива поднялась, прижимая младенца к себе одной рукой и держа маленькую ручонку Отоваки — другой. Она прошла к лестнице, медленно поднялась по ступенькам с Имавакой, ухватившимся рукой за ее платье.
Когда Токива приближалась, Киёмори почувствовал волнение: оправдались его самые смелые предположения. Это действительно была ни с кем не сравнимая красавица, имя которой когда-то звучало у всех на устах!
— Тебе горько, Токива?
— Нет, я выплакала все слезы. Умоляю вас пощадить мою мать. Прошу вас, господин, освободите ее.
— Сделаю это, — немедленно откликнулся Киёмори и продолжил разговор: — Где ты скрывалась до сих пор? Что побудило тебя бежать из столицы с детьми?
— Я была в Ямато. Что касается детей, то могу только сказать, что я мало отличаюсь от других матерей, которые привязаны к своим чадам.
— Что заставило тебя вернуться в столицу?
— Опасения относительно судьбы моей матери.
— Тебе известно, что твой дядя здесь?
— Я не знала, что мой дядя опередил меня. Я ведь возвратилась, чтобы самой передать себя на ваш суд.
— Я так и думал.
Киёмори замолчал, разглядывая молодую мать и детей. Затем спросил:
— Ты способна кормить его?
Токива бросила взгляд на покоившегося в руках младенца и вместо ответа едва заметно кивнула.
«Не вполне, думаю, не вполне, — произнес про себя Киёмори. — Матери — глупые создания. Они делают вид, что у них есть еда, когда ее нет на самом деле. Что они могут предложить своим мужьям и детям, когда младенцы тянутся к груди… И ты скиталась по горам и долинам — чудо, что твой младенец выжил».
— Токива, тебе нечего бояться, — сказал он вслух. — Война была между мной и Ёситомо. Ты невиновна.
— Да?
— Жаль, что такой человек, как Ёситомо, был сбит с толку молодыми придворными. Он и меня недооценил.
Токива потеряла самообладание и разрыдалась.
— Господин, господин… — повторяла она, всхлипывая.
Взгляд Киёмори пробежал по обращенному к нему лицу женщины и остановился на густых ресницах, смоченных слезами. Его сердце переполнилось жалостью.
— Не надо плакать, Токива. К войне ты не имеешь никакого отношения. Твоя мать будет освобождена, поскольку ты передала себя властям. Утри слезы, Токива, ты тоже получишь свободу.
Женщина взмолилась:
— Нет-нет, я не прошу пощады для себя. Но будьте милосердны к ним, моим детям!
— Что?
— Господин, пощадите детей! Дайте мне умереть вместо них!
Услышав это, Киёмори рассердился и рявкнул:
— Женщина, думай, о чем говоришь! Подобно всем женщинам, ты имеешь глупую привычку спекулировать на моей доброте. Возможно, ты не Гэндзи, но кровь Гэндзи, несомненно, течет в этих детях. Я не могу их пощадить!
Разгневанный, Киёмори вскочил на ноги, затем снова сел. Его взгляд скользил украдкой по распростершейся перед ним фигуре женщины.
— Значит, и ты, подобно Ёситомо, недооцениваешь меня. Мне ненавистно слово «милосердие». Я абсолютно безжалостен. Айтого! Токитада!
Когда те вошли, Киёмори сказал:
— Уведите эту женщину и детей. Суд закончен.
Хозяин Рокухары быстро вышел из комнаты и удалился во внутренние покои дома.

Менее чем через две недели Киёмори смягчился и поступил так, как всегда поступал в отношении ближайших родственников и слабых людей. Он послал гонца за Сигэмори и сказал ему:
— Я хорошо обдумал вопрос о сыне Ёситомо.
— И что вы решили, отец?
— После всего услышанного от твоей бабушки я решил пощадить Ёритомо.
— И что потом?
— Он будет сослан в самый отдаленный уголок страны.
— Моя бабушка будет рада услышать это. Люди назовут тебя достойным сыном своих родителей.
— Мне ничего этого не нужно. Я не претендую на роль примерного сына. Но я сам отец и не склонен предавать смерти сына другого мужчины.
— Да, советник Синдзэй — пример человека, безжалостного к своим врагам. В результате погибли его сыновья, затем убили самого советника.
— Хватит причитаний. Я не ищу лавров великодушного воина. Для обычного человека естественно чувствовать то, что чувствовал я, когда отнесся к Ёритомо как к ребенку. Было бы глупо предавать его сейчас казни и наживать себе новых врагов. Иди и расскажи своей бабушке, как я решил поступить с Ёритомо.
Однако, когда приблизилось 13 февраля, относительно судьбы Ёритомо не вышло еще никаких официальных указаний. Киёмори молчал и ничего не предпринимал. Лишь через месяц или позже последовал указ о ссылке Ёритомо в Идзу, на восток Японии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188